Вверх страницы

Вниз страницы

AeJen's World

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » AeJen's World » Анкеты » ШАРЛЬ ЛЕКЛЕР ПОШОЛ НАХУЙ


ШАРЛЬ ЛЕКЛЕР ПОШОЛ НАХУЙ

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

дара сэмм
23 — бездарный режиссёр кукольного театра — моут, ирландия

https://forumupload.ru/uploads/0010/ee/d2/3/676628.png
// charles leclerc

«

да ты знаешь, кто мой батя? вот и я не знаю, но талант в гольфе у меня явно от него. всё просто: надо думать не о шаре... и не о лунке. можно о зелёных просторах, помнящих кухулина. можно о надвигающейся грозовой туче. можно - и даже нужно - о том, как хорошо ты смотришься в белых штанах. а когда поднимаешь клюшку - боже, ну словно с обложки golf digest.

до дублина - сто километров по м6. дара шкандыбает в другую сторону, потому что только чёрное лох-ри реально, а моутский клуб гольфа открыли только в 2004-ом. где-то по пути даре сделали бонк отморозки с большими палками (рога? у них были рога?) - а может, так было всегда. про гольф он рассказывает с энтузиазмом, пока не забывает.

потом начинает загибать про то, как вступил в ира, распущенную в 1997. тяжело было, ребята, вы и представить не можете. как объявили прекращение вооружённых действий - вернулся домой, взял таратайку и поехал в колледж учиться. ни разу не остановился, спал прямо за рулём - в армии и не такому научишься. чому смеёшься? доехал ли? конечно, доехал; читали "похищение быка из куальнге", держи цитату:

И к каждому, кто приближался к нему, обращал Кетерн свои кровавые раны, порезы, следы от ударов и язвы, и всякому, кто говорил «Не будет он жить. Нельзя его вылечить», отвешивал кулаком правой руки удар посередь лба, выдавливая мозги через уши и швы черепа.

ладно, может, это слишком, - так дара не думает. он закрывает глаза и видит черноту: так выглядело лох-ри с маленькой пристани, забитой моторными лодками. в этом он уверен. во всём остальном - не то чтобы... но ведь могло быть и так, что из свинцового осколка у него во лбу, как у мюнгхаузенского оленя, проросло нечто прекрасное, пустило корни в мозг и питается воспоминаниями о боях на севере. да и откуда иначе ему знать, как выглядит колючая проволока?

на следующей неделе вспоминает. мать честная. да я сел на трансатлантический лайнер в саутгемптоне и попал в настоящий, всамделишный голливуд - тусовку бомжей и театральных актёров. играл в гаражах, пил дряннейшее пиво на планете, целовал девчонок и мальчишек. им нравилось, как я матерюсь с акцентом, говорили, я милый. играть - никогда не хотел, но природа одарила. мне дай волю и денег, был бы терренсом маликом, снял бы "дни жатвы", только с нормальными диалогами.

дара в целом неплох, какой есть, пусть даже без всякого на самом деле. пусть даже дара без дара. пусть даже его правда, его личность ненадёжна, как ощущение гравитации, когда глядишься в чёрную спираль подводных течений. руки на перилах, незаметно для себя чуть-чуть сдвинуть вес вперёд - и отрываешься, и летишь, и вот тебя уже бьют по голове, и вот ты рождаешься, и вот ты едешь по трассе. позавчера это была алгарве, вчера - м6, сегодня - хайвей.

дару ловят на лжи актёры его собственного театра. они куклы - вот настолько не стыкуются его версии. художественный руководитель из дары так себе, и любой может плюнуть директору в душу. особенно когда говорит его же голосом. визгливо, глухо, с придыханием, с хрипотцой, по-детски, певуче - дара для этого не делает ровным счётом ничего. он никогда не придумывал себе талант чревовещателя, фантазии не хватит. происходит буллинг, а это как-то WR0N6. пока ни одного успешного представления, неловко даже. народ приходит посмотреть на кукол, поговорить с куклами. что ж. не очень-то и хотелось; видели бы они, как я переворачиваю блинчики на сковородке.

наутро мисс эмили аккуратно, но не незаметно, соскребает угольки с тарелки в урну.

»

случайный пост

[indent] медные вензеля в книгах по материковой литературе и политике. скучно, невыносимо скучно, и почти никто этого не скрывает. светлые головы, тёмные головы, банты, инкрустированные заколки, аккуратные косы, идеальные локоны, намеренно выпущенные непослушные пряди. вензеля - цвета её волос. она помнит: холодным летом прижимая к груди тетради, показывала утомлённому продавцу, какое перо возьмёт. стальное и острое, как всегда. поплиновая юбка ластилась к бедру, и звенел ветерок над дверью. в будущем, невыносимо скучном, она сосредотачивалась на важных вещах, вроде прописной эс.

Снимите ваши лохмотья, вам дадут приличную куртку и штанишки, - сказала девочка.

[indent] сейчас всё не так, и оттого ещё абсурдней и ещё притягательней. сейчас - обтянутые чёрным руки, покатые плечи. амальвин думает о своих белых ключицах - ей-богу, они стоят того, чтобы о них думали. у девочки рядом с ней шея медово тронута солнцем, и на ключицах веснушки, и - ладно, ей, наверное, тоже хорошо живётся. напротив - станок, смертельный враг целых поколений воспитанниц, и зеркало, их лучший друг. окно открыто, но уже не холодно; после разминки спина в огне, но амальвин никогда в этом не признается. такая слабенькая, вздёргивает голову, едва заметно улыбается себе в зеркале.

[indent] - мисс фальк, шаг вперёд. поставьте форму.

[indent] амальвин послушно выходит из ряда. в животе цветёт торжество: она лучшая, на ней показывают. тело вытягивается, все семь струн поперёк рёбер, подавляя восторг. есть куда стремиться, милая. амальвин открывает объятия, поворачивает ладони, словно в странном ритуале. плечевые кости вкручиваются в пазы и встают на место. амальвин сгибает руки в локтях: левая ладонь на предплечье воображаемого партнёра, правая - в его ладони. старая дева мисс уолтер, сухая, тонкая, бесподобная, как ломко увядший цветок ириса, всегда говорит девочкам: больше. вас должно быть больше. старайтесь занять как можно более широкое пространство, охватите его собой. амальвин чувствует это наставление в своих тянущихся мышцах. с правой ноги назад, она приседает на левой, отводит правую, готовая скользить. мисс уолтер заходит ей за спину, кладёт ладонь ниже лопаток.

[indent] - ещё. не отдавайте локоть. так хорошо, запомните это положение. остальные, посмотрите и тоже встаньте в позицию.

[indent] двадцать кругов - полный правый поворот, перемена, полный левый, перемена. амальвин думает, что это глупо. у них женская академия. когда им придётся применить этот навык? на каком таком балу? качнувшись, словно каравелла на гребне, она проходит угол и ловит свой взгляд в зеркале. ну, когда этот момент настанет, говорит отражение, было бы неплохо уметь танцевать, не находишь? за ней - дуна. всегда такая серьёзная. амальвин жертвует следующим тактом, чтобы остаться лицом к ней, и делает вид, что пытается сдержать смех. дуна невозмутимо поворачивает изящную головку. дьявол. ей, конечно, весело, но ей хватает силы воли сопротивляться амальвин. а вот морри закусывает губу и морщит лицо, чтобы не расхохотаться. амальвин догоняет музыку, довольная собой: правый поворот - перемена - левый поворот...

[indent] мисс уолтер хлопает в ладоши, вызывая волну вздохов. на минуту можно расслабиться, сгорбиться, выразительно показать у шеи: умираю. вот прямо сейчас умру. это конец. традиционное представление; класс знает, что это только начало.

[indent] - в парах.

[indent] сегодня нечётное число, а значит, амальвин - среди партнёров. она высокая, что великолепно для танца, говорит мисс уолтер. ещё это великолепно для коротышек, с которыми амальвин встаёт. а для неё - ну, не идеально. но приемлемо, лукавит она. девочки выстраиваются двумя рядами; амальвин смотрит на подруг. конечно, обе они смотрят на неё - пока что ей везёт, и в животе, где обитает эго, приятно теплеет. круглолицая златовласка морри и куколка дуна с пасмурным морем в глазах. обе ниже неё. мяч, как говорится, на её половине корта.

[indent] по команде "кавалеры" приглашают дам. амальвин делает два уверенных шага, протягивает руку дуне и кивает морри: они вместе танцевали в прошлый раз. амальвин ведёт подругу к окну, где полощется тонкий тюль и пахнет весной, горами и лесом. захватывает дух: сегодня. наконец-то стало достаточно тепло; они говорили об этом с ноября. сквозняки, видите ли, управляют жизнью мисс фальк. одного свежего порыва хватает, чтобы все семь струн лопнули, освобождая чистый восторг. сегодня. кто её остановит?

[indent] амальвин ставит раму, и дуна врастает в неё цветком. неуклюжим, как полагает сама дуна и иногда - мисс уолтер. прекрасным, не обманывается ни один зритель. девочки прижимаются боками, чувствуя рёбра друг друга сквозь плотно прилегающую ткань. тепло, комфорт и что-то ещё, какое-то волнительное сестринство, что-то про тайные записки и клятвы в вечной дружбе. амальвин не видит себя "кавалером", но раз в иногда - не против. она снова улыбается, и на этот раз дуна возвращает улыбку.

[indent] - ты же не думаешь, что мы будем танцевать восемнадцать основных шагов? - шепчет амальвин. сквозняк пляшет что-то деревенское в её коротких рыжих прядях. - по-моему, мы с тобой достаточно хороши для настоящего вальса.

[indent] ключ к счастливой школьной жизни: сделать мелочи своими друзьями, приспешниками, почитателями. будь то стальное перо, открытая форточка, зеркало или колонна, за которой можно прятаться от взора преподавательницы. амальвин и дуна занимают лучшее место в зале, самые быстрые, самые хитрые. и когда голос скрипки взлетает, трепещущие крылья мотылька, эти двое кружатся в таких фигурах, какие не описаны ни в одном учебнике. и теперь уже действительно смеются.

0

2

в одежде - тепло. из-за ворота пахнет потом. терпимо в свеже-хвойном воздухе леса, но, если даже так чувствуется - дело дрянь, от дары пасёт, как от кожаных подголовников в междугородних автобусах в середине лета. он пробирается нехожеными тропами, рыжим и бурым устлано под его ногами. в одежде тепло, солнце жирной райской птицей присело на верхние ветки - не к месту, но чу́дно, конечно, почему бы нет. дара шагает с целью, смотрит вперёд. если задуматься, в последний раз он ел - вафли. точно, были вафли, немного суховатые, а кофе горчил, обмылки со дна кофемашины. зато бесплатно; а что было потом? споткнулся на ровном месте, разодрал колено, руки в пыли. наверное, жарило, капельки собирались на загривке. и вот -

в воде будет холодно. дара к этому готов: что в воде сначала будет холодно и придётся подвигаться, разогнать кровь. потом привыкнет, не захочет вылезать. и будет сам пахнуть илом, и хвоей, и ледяной сыростью, что твой добхар-ку. поднимет голову над водой, отфыркиваясь, может, даже мех отрастит. был бы совсем диким - поймал бы утку голыми руками. с вафлями не сравнится, правда, даже с чёрствыми.

что-то одно, всегда что-то одно. голова дары - сосуд с отбитым донышком. красиво, душу греет, но протекает безбожно. либо тепло, либо по-настоящему хорошо.

он снова выходит к лесному озеру, хотя не помнит, когда и по какому поводу бывал здесь в первый раз. знает точно, что не купался, - не до того было. а вот уток помнит; у них всё ещё странно светлые пузики, или это так бликует свет, что кажется, каждая из них сидит на блюдечке. пять, а то и больше, набилось в поросль рогоза, конспираторы. блюдечки, в свою очередь, стоят на чёрном подносе, готовые к подаче. дара быстро раздевается (на удивление, не так уж холодно), поджимает пальцы на ногах. может, стоило оставить носки? затеем стирку - да утянут на дно. из этих соображений возвращаются трусы, и теперь дара удовлетворён, как человек, обдумавший все возможные жизненные пути.

он берёт неуклюжий разбег, взрезает матовую с редкими бликами поверхность, словно лопается мешок с утиным пухом. летят чёрные брызги, оборачиваясь золотом в неверном, предзакатном луче. дара забывает (а вы как думали) весь свой план. он ныряет, оставляет пятипалую печать в багровом иле, отталкивается и уходит в глубину. сначала - очень холодно, но очень скоро - тепло-тепло, как в изгибе между шеей и плечом. глубже; дара набрал воздуха на три дирижабля и хочет вообще перестать видеть свет. так при достаточном воображении блюдечки наверху становятся белёсыми донышками лодок.

дара зависает в темноте, мягко пропуская озеро сквозь пальцы. ещё секунд пять - и всплывать, а потом можно погоняться за утками.

он уверенно считает до пяти и тонет.

лёгкий шок, но паники нет: дара не может всплыть, потому что его медленно, как в невесомости, поворачивает и тянет вниз. где-то там - воронка, даст боже, дара не станет для неё затычкой. далёкие блики исчезают совсем. воздух кончается, тяготение неизвестного тоже. остаётся привычное, земное, десять до боли знакомых джи.

и, мать твою, как же холодно. мокрый как мышь, в одних трусах, дара падает в лес с высоты некомфортной для беспёрого лоха вроде него. солнце сидит за решёткой лысых верхушек. каким-то чудом дара не накалывается ни на одну; шашлык отменяется. почти голого и покрытого гусиной кожей с ног до головы, дару несёт и швыряет об ветки; он раскидывает руки, стараясь, как белка, уцепиться хоть за одну.

холодно и грязно. из свежих царапин сочится кровь, неприятно красная; солнце, наглядевшись, уходит в подпол. дара, сбитый дирижабль, - возможно, сломаны пара рёбер, - висит на ветке унылым знаменем. вдохнуть получается с трудом, зато жить - легко!.. тот же лес, может, другая часть. лиственные деревья тут и там (?), благословение хайвея. боже мой, боже мой, как холодно.

из всей авантюры дара запоминает: он пошёл купаться.

0

3

Дара живёт лучшим – единственным – моментом из существующих: он стоит, повернувшись спиной к кассовому аппарату, и смотрит в разворот научпоп-журнала.  Глянцевая чёрная страничка, стильные чертежи "Соджорнера", алюминиевая сеточка журнальной стойки. Солнечные лучи, греющие сквозь витрину. Снаружи не то что зябко, – осень. Ветер дует низко, забирается в кроссовки, щекочет щиколотки; Дара, воплощение целевой аудитории, рассматривает картинки. Спиной чувствует взгляд кассира: brat' budesh? – и предпочитает не понимать.

В этот раз Дара знает, зачем он здесь. "Даже такая рыба-луна, как ты, не сможет надёжно забыть, если я напишу список", – сказала Браделлин голосом, в котором неуклюже, неправильно сочетались высокомерие и жалость. Его, Дары, голосом сказала. Можно сказать, краденым. И это она посылает его в магазин – и он ведь идёт, идёт и радуется, что есть список, потому что иначе забыл бы напрочь. Со страницы приземистый "Соджорнер" смотрит ласково. Дара кладёт журнал на место, уверенно суёт руку в карман, достаёт сложенный вдвое листочек (почему-то желтоватого, газетного оттенка) и читает:

"Приятель, сколько осеней
Заедешь поужинать?
Ждём в пять на Говорящей Дыли,
твои Сенриджи.
P.S. Ради б-га, не забудь в этот раз."

В другом кармане – крошки от завтрака. Чёрт. Браделлин будет злиться, если он опять вернётся без покупок. Вся жалость из неё исчезнет, останется высокомерие, а Даре оно совершенно не даётся (так он думает, наблюдая со стороны). Куда делся список? Был ли список? Почему рыба-луна из всех возможных сравнений? Дара прислушивается к себе. Он ещё не голоден, но, похоже, близок к тому, чтобы остаться без обеда, прямо как провинившееся дитя.

Он подходит к прилавку и вытягивает шею, пытаясь разглядеть дату и время на экране кассы.

– Парень, тебе помочь? – не выдерживает продавец. Немножко обрюзглый и в очках, но что-то в нём есть – такое, что привлекает Дару в людях. Так они и подружились с Айрой Сенриджем. Конечно, это Айра написал постскриптум: в прошлый раз – когда это было! – Дара врал, что ему очень неловко и стыдно, что не приехал. Пф. Он и Айра слишком хорошие приятели, чтобы подобная мелочь их поссорила. У них в именах две буквы совпадают! Практически братья.

Одухотворённая полуухмылка на лице; Дара покидает супермаркет. Десятка евро мелочью раскидана по карманам и кармашкам – научился в пути. Бесконечный хайвей ленточкой меж холмов, так знакомо, миль восемь до ипподрома, оттуда примерно столько же до садов, и ещё пара – ферма "Говорящая Дыль". На заднем дворе у них маленькая лесопилка. Дара знает, что делает, когда чуть выходит за черту города и ловит попутку. Красные от холода, его пальцы ложатся на приопущенное стекло:

– До "Говорящей Дыли"? Меньше двадцати миль, я покажу дорогу.

И потом ещё:

– Ужинали?

с оформой
Код:
[indent] Дара живёт лучшим – единственным – моментом из существующих: он стоит, повернувшись спиной к кассовому аппарату, и смотрит в разворот научпоп-журнала.  Глянцевая чёрная страничка, стильные чертежи "[abbr="марсианский америкоход, 1970-71"]Соджорнера[/abbr]", алюминиевая сеточка журнальной стойки. Солнечные лучи, греющие сквозь витрину. Снаружи не то что зябко, – осень. Ветер дует низко, забирается в кроссовки, щекочет щиколотки; Дара, воплощение целевой аудитории, рассматривает картинки. Спиной чувствует взгляд кассира: brat' budesh? – и предпочитает не понимать.

 [indent] В этот раз Дара знает, зачем он здесь. "Даже такая рыба-луна, как ты, не сможет надёжно забыть, если я напишу список", – сказала Браделлин голосом, в котором неуклюже, неправильно сочетались высокомерие и жалость. Его, Дары, голосом сказала. Можно сказать, краденым. И это она посылает его в магазин – и он ведь идёт, идёт и радуется, что есть список, потому что иначе забыл бы напрочь. Со страницы приземистый "Соджорнер" смотрит ласково. Дара кладёт журнал на место, уверенно суёт руку в карман, достаёт сложенный вдвое листочек (почему-то желтоватого, газетного оттенка) и читает:

[table layout=fixed width=100%]
[tr]
[td][/td]
[td][quote][size=18][font=Amatic SC]Приятель, сколько осеней
  Заедешь поужинать?
 Ждём в пять на Говорящей Дыли,
                твои Сенриджи.
          [i]P.S. Ради б-га, не забудь в этот раз.[/i][/size][/font][/quote][/td]
[td][/td]
[/tr]
[/table]

 [indent] В другом кармане – крошки от завтрака. Чёрт. Браделлин будет злиться, если он [i]опять[/i] вернётся без покупок. Вся жалость из неё исчезнет, останется высокомерие, а Даре оно совершенно не даётся (так он думает, наблюдая со стороны). Куда делся список? Был ли список? Почему [i]рыба-луна[/i] из всех возможных [abbr="Потому что она реально тупая."]сравнений[/abbr]? Дара прислушивается к себе. Он ещё не голоден, но, похоже, близок к тому, чтобы остаться без обеда, прямо как провинившееся дитя.

 [indent] Он подходит к прилавку и вытягивает шею, пытаясь разглядеть дату и время на экране кассы.

 [indent] – Парень, тебе помочь? – не выдерживает продавец. Немножко обрюзглый и в очках, но что-то в нём есть – такое, что привлекает Дару в людях. Так они и подружились с Айрой Сенриджем. Конечно, это Айра написал постскриптум: в прошлый раз – когда это было! – Дара врал, что ему очень неловко и стыдно, что не приехал. Пф. Он и Айра слишком хорошие приятели, чтобы подобная мелочь их поссорила. У них в именах две буквы совпадают! Практически братья.

 [indent] Одухотворённая полуухмылка на лице; Дара покидает супермаркет. Десятка евро мелочью раскидана по карманам и кармашкам – научился в пути. Бесконечный хайвей ленточкой меж холмов, так знакомо, миль восемь до ипподрома, оттуда примерно столько же до садов, и ещё пара – ферма "Говорящая Дыль". На заднем дворе у них маленькая лесопилка. Дара знает, что делает, когда чуть выходит за черту города и ловит попутку. Красные от холода, его пальцы ложатся на приопущенное стекло:

 [indent] [b]– До "Говорящей Дыли"? Меньше двадцати миль, я покажу дорогу.[/b]

 [indent] И потом ещё:

 [indent] [b]– Ужинали?[/b]

0

4

Холмы отбрасывают тени, круглые и мягкие, как спинки гигантских кошек.

0

5

[indent] Холмы отбрасывают тени, круглые и мягкие, как спинки гигантских кошек. С них скатывается, подпрыгивая на вершинах, автомобиль - тоже круглый, и круглые кроны редко стоящих деревьев подпрыгивают в такт: скоро выпадет снег, будут шапки, спрячут вихры. Дара послушно проверяет: конечно, кассета есть. Возможно, внутри, на плёнке, накручен на сердечники чёртов список. ДинN (где N = истинная ценность вещей) держит руки на руле, где им и место; поэтому Дара ставит кассету сам и даже не говорит "на дорогу смотри".

there's somethin' happenin' here
but what it is ain't exactly clear
there's a man with a gun over there
a-tellin' me i got to beware

[indent] Если подумать, стоило бы. Дара ревностно поправляет:

[indent] - С. Куклами. Я Дара.

[indent] Не очень-то это удобно, сам знает, что гордиться нечем. Последнее выступление? Главный актёр получил роль за кожу цвета слоновой кости, потому что это и есть слоновая кость; и каждый раз, как он открывал свой малоподвижный рот, выключался свет. С Дары сошло семь потов, все холодные, – он никогда не работал оператором. Бегая вверх и вниз по лестницам (покоцанный голубой жук – вверх-вниз по кошачьим спинам), он в темноте перепутал двери, перепутал левую ногу с правой, оказался на сцене – оказался в пятне прожектора. Бунт, трагический провал, комический успех. Дара не хочет об этом говорить.

[indent] Он прочищает горло, такой весь непринуждённый.

[indent] – Вообще, куклы – это так. Не первый мой вариант карьеры. Помогаю другу, понимаешь?

п о н и м а е ш ь
[indent] Концепт дружбы, концепт помощи. Дара лучше всего понимает концепт "так".
[indent] Рыжим – отблеск заката царапает крышу над головой. Рыжим – очаг в сумерках, рыжим – корочка жареного бараньего бока. Рыжим – глиняная грязь под ногтями. Рыжим – трек пули в воздухе, кажущемся тёплым. Выстрела не было, при мысли о еде желудок сжимается в предвкушении. Воздух тёплый только внутри и только потому, что Дара не один.

[indent] – До этого я учился на хиропрактора. Ну, как учился, – он делает пассы руками, изображая что-то анатомическое; головчатая косточка перекатывается под кожей. – Движение, понимаешь. Чувствуешь, что что-то не так, а что – хрен его знает. Тогда ты двигаешься, и становится легче.

[indent] Всем на хайвее знакомый концепт.

i think it's time we stop
children, what's that sound?
everybody look what's going down

BANG

[indent] Это оказывается кактусом, но Дара всё равно вздрагивает и показывает в окно. Похоже на низенького человечка с ружьём. Похоже на Айру Сенриджа, если уж на то пошло, но до фермы ещё ехать, и ехать, и ехать, и слава богу, и экранчик магнитолы – дальний родственник кассы – сообщает: ХИТЫ ДОРОГ ВСЕХ ВРЕМЁН.

[indent] – Ну, я не доучился. Денег не было, и ездить далеко – замучался, да и запоминать много приходилось, – в этой части легенды Дара уверен на сто процентов. Во всём остальном – примерно на девяносто. – А ты? Чем занимаешься, когда не возишь попутчиков?

0

6

По иронии судьбы, Дара приходит позавтракать в "Дайнер" подгоревшими вафлями, отметить весну, так сказать; но двери не оказывается на месте. Дара смотрит вправо, ожидая увидеть парковку, а там – автобусная станция и двое в меховых шапках ожидают автобуса. Дара смотрит налево, ожидая увидеть остановку, а там – почти пустая парковка; почти сухой асфальт и пронзительно голубое, почти ясное небо. Тогда Дара поворачивается и уходит от "Дайнера", слегка растерянный и голодный, так и не догадавшись, что зашёл с тыла.
Потом он тонет в мягком кресле в дальнем углу "Caffé Fiorio" и пьёт кофе со сливочным ликёром (вязким, приторным и совершенно безалкогольным). Даре в лесном притоне неуютно – не то что в лесу. Здесь сегодня играет флюгельгорн, очень по-утреннему, очень нужен клавесин в дуэт; музыкант, переводя дыхание, признаётся с гордостью, что выбрал флюгельгорн за название. Дара не знает, почему думает о клавесине, он его никогда в жизни не видел (наверное). К тому же, сотрудник с бурундучьим лицом, подающий кофе, узнаёт Дару и радостно, в подробностях, припоминает его прошлое посещение. А оно было эпоху назад, и Даре не хватает духу признаться, что он на самом деле мало разбирается в сортах древесины.
Так что он забивается в угол у окна и смотрит, как над лесом собираются тучи (когда успели?). Может и хорошо вот так, тепло и очевидно не в своей тарелке. Сосны – они одинаковые что к западу, что к востоку. И не разберёшься, в какой стороне лежит дом. И есть ли он там вообще?
Сейчас бы выпить. Чего-нибудь настоящего, с процентом выше нуля.
Теперь-то и появляется она, Рыжие Щёчки. Осматривается нервно, неэффективно прячет (запрещённый) виски – может, у Дары просто чуйка на это дело. Проклятье, как же её зовут? Вот досада. Они ведь с Дарой друзья – заминка, поправка, хорошие приятели? Давние товарищи? Не разлей вода? Всё не то; просто дом становится ближе, и его не нужно больше искать в трёх (тысячах миль) соснах.
Дара вскидывает руку и машет Рыжим Щёчкам, приглашая её к своему столику. Даже убирает с кресла ноги в розовых носках и дырявых кроссовках, заказывает ещё кофе для прикрытия (вот и все карманные на март).
Добрейшего утречка! – выдаёт он на родном наречии и тут же двигает чашки в сторону Щёчек. Понижает голос: – Делись давай.
Как долго он сможет притворяться, что помнит её имя? Приглушённый янтарный свет отражается в стёклах её очков; Дара прихлёбывает кофе с виски и расплывается в улыбке. Что дальше? – спрашивает он молча. Это Хайвей, здесь сначала ты встречаешь Зелёную Девочку С Рыжими Щёчками, а потом – разражается мартовская гроза. Он опасливо смотрит в окно, и где-то там, над шоссе, крышами и ветками, в полном животе тучи мелькает отсвет.
– Зелёный сейчас в моде? – без тени сарказма спрашивает он вслух. – Не то чтобы это плохо, тебе очень идёт. А в честь чего?

с оформой

[indent] По иронии судьбы, Дара приходит позавтракать в "Дайнер" подгоревшими вафлями, отметить весну, так сказать; но двери не оказывается на месте. Дара смотрит вправо, ожидая увидеть парковку, а там – автобусная станция и двое в меховых шапках ожидают автобуса. Дара смотрит налево, ожидая увидеть остановку, а там – почти пустая парковка; почти сухой асфальт и пронзительно голубое, почти ясное небо. Тогда Дара поворачивается и уходит от "Дайнера", слегка растерянный и голодный, так и не догадавшись, что зашёл с тыла.
[indent] Потом он тонет в мягком кресле в дальнем углу "Caffé Fiorio" и пьёт кофе со сливочным ликёром (вязким, приторным и совершенно безалкогольным). Даре в лесном притоне неуютно – не то что в лесу. Здесь сегодня играет флюгельгорн, очень по-утреннему, очень нужен клавесин в дуэт; музыкант, переводя дыхание, признаётся с гордостью, что выбрал флюгельгорн за название. Дара не знает, почему думает о клавесине, он его никогда в жизни не видел (наверное). К тому же, сотрудник с бурундучьим лицом, подающий кофе, узнаёт Дару и радостно, в подробностях, припоминает его прошлое посещение. А оно было эпоху назад, и Даре не хватает духу признаться, что он на самом деле мало разбирается в сортах древесины.
[indent] Так что он забивается в угол у окна и смотрит, как над лесом собираются тучи (когда успели?). Может и хорошо вот так, тепло и очевидно не в своей тарелке. Сосны – они одинаковые что к западу, что к востоку. И не разберёшься, в какой стороне лежит дом. И есть ли он там вообще?
[indent] Сейчас бы выпить. Чего-нибудь настоящего, с процентом выше нуля.
[indent] Теперь-то и появляется она, Рыжие Щёчки. Осматривается нервно, неэффективно прячет (запрещённый) виски – может, у Дары просто чуйка на это дело. Проклятье, как же её зовут? Вот досада. Они ведь с Дарой друзья – заминка, поправка, хорошие приятели? Давние товарищи? Не разлей вода? Всё не то; просто дом становится ближе, и его не нужно больше искать в трёх (тысячах миль) соснах.
[indent] Дара вскидывает руку и машет Рыжим Щёчкам, приглашая её к своему столику. Даже убирает с кресла ноги в розовых носках и дырявых кроссовках, заказывает ещё кофе для прикрытия (вот и все карманные на март).
[indent] Добрейшего утречка! – выдаёт он на родном наречии и тут же двигает чашки в сторону Щёчек. Понижает голос: – Делись давай.
[indent] Как долго он сможет притворяться, что помнит её имя? Приглушённый янтарный свет отражается в стёклах её очков; Дара прихлёбывает кофе с виски и расплывается в улыбке. Что дальше? – спрашивает он молча. Это Хайвей, здесь сначала ты встречаешь Зелёную Девочку С Рыжими Щёчками, а потом – разражается мартовская гроза. Он опасливо смотрит в окно, и где-то там, над шоссе, крышами и ветками, в полном животе тучи мелькает отсвет.
[indent] – Зелёный сейчас в моде? – без тени сарказма спрашивает он вслух. – Не то чтобы это плохо, тебе очень идёт. А в честь чего?

0


Вы здесь » AeJen's World » Анкеты » ШАРЛЬ ЛЕКЛЕР ПОШОЛ НАХУЙ


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно