Сначала Сэхёк решил, что будет ждать. Он ровно в том возрасте, чтобы пить, курить, не спать ночами, зато спать с каждым встречным и ездить на сто кэмэ в час с открытым верхом. Пить, как выяснилось, дорогое удовольствие, если у тебя изысканный вкус. Курильщиком Сэхёк никогда не был, ему не нравятся запахи никотина и табака. Секс - прости уж, не для тебя (да-да, я с тобой говорю!) сэхёкова роза цвела. Для кого же? Плохой вопрос. Плохой вопрос, на который Пак не хочет отвечать. Ладно, что дальше по списку - быстрая езда, сеульский дрифт. Это Сэхёк любит, да вот беда, любимый кабриолет остался в отцовском гараже. Ну что за незадача.
Но провести ночь без сна - это-то он может! Нет, что там, на этой отвратительной кровати только бомж какой-нибудь и заснёт. Ыгх, почему он вообще здесь? Ему двадцать один, чем он вообще занимается?!
И где, чёрт побери, хён?
Хорошо, да, Сэхёк уже не маленький. Чонсок сказал, что будет жить отдельно, и это какой-то кошмар наяву, хён вообще понимает, через что Сэхёк проходит? Жить в такой дыре, считать монетки, чтобы хватило на лапшу, ходить на подработку, прости Господи... Невеста невестой, чтоб ей провалиться, но посмотрим правде в глаза: Пак и двух недель бы не выдержал, если б не хён. Всё ради него. После неожиданного переезда Чонсока младший собирался скандалить буквально каждую встречу, но разум взял верх. Самолюбие тоже шептало: хён бы остался, будь это возможным. Потому что он тебя любит. И вот Сэхёк смирился и просто отправлял тонны сообщений, и перестал прислушиваться по ночам к шуршанию возле двери. В конце концов, он не маленький.
Но уж на его День Рождения хён обязан появиться. Иначе... Сэхёк брыкнулся и откинул ногами одеяло, попытавшись представить, что "иначе". Вот что он сделает, если Чонсок не придёт? Помрёт от одиночества? Вернётся к папке с мамкой? Напьётся вусмерть? Пак издал протяжный вздох. Отправит обиженную эсэмэску и весь день будет ходить надутый, поорёт на людей, поплачет. Он немного жалкий, Пак Сэхёк - но только в такие моменты. Он просто очень боится, что хён не сможет прийти.
Парень выудил мобильник из кармана - вопреки детским привычкам и чонсокову воспитанию он завалился на кровать в джинсах, надеясь, что это поможет ему не заснуть. И всё же глаза слипались нещадно. Ноль один сорок два на экране; слишком раннее поздравление от не особо близкого знакомого, считающего себя другом. Сэхёк удалил сообщение, шипя что-то нелицеприятное в адрес отправителя, который был виноват только в том, что не был Ли Чонсоком. А хён-то, наверное, спит уже. Хорошо бы, если б спал. Он так много работает... А всё же лучше было бы, если бы он пришёл прямо сейчас.
Ха, ну да.
Сэхёк открыл диалог с братом. "придёшь?" - набрал, затем стёр, завис над пустой строкой. "жду тебя" - снова стёр, не отправив: Чонсок знает, что ждёт. "люблю тебя хён", "мне двадцать два хён", "с др меня", "хён ты придёшь????". Заблокировал экран, кинул телефон на тумбочку. Он придёт, и самое смешное, что Сэхёк точно это знает. Но переживает так, что охота заплакать.
В конце концов, его сморило; Пак заснул в одежде, валяясь поверх разобранной кровати, одеяло комком в ногах, покрывало почти целиком на полу. Ночью стало гораздо холоднее - не август всё-таки, - Сэхёк во сне свернулся клубочком и укутался в плохо постеленную простыню. Ему снился открытый мост через морской пролив, пронизывающий ветер, затем - калейдоскоп цветных картинок, затем он провалился во тьму и до утра спал крепким сном.
Разбудил его опять холод. Во всех складках на теле скопилась противная влага, лицо опухло, и в узенькие щёлочки между век проникал предутренний, ледяной бело-серый свет. Сэхёк скатился с кровати, запутавшись в простыне, грязно выругался, проверил телефон - седьмой час и ноль сообщений. От брата - ничего. Захотелось опрокинуть тумбочку, но поднимать её пришлось бы самому Паку, поэтому он просто откинул телефон и поплёлся в душ.
Если в еде Сэхёк научился себя ограничивать из соображений экономии, то воду он всё ещё тратил нещадно. Майка, джинсы и трусы полетели в переполненную корзину с грязным бельём; с верху кучи сползла и шлёпнулась на пол какая-то шмотка, но Пак уже стоял под струями тёплой воды, дрожа от смены температуры и удовольствия. Это - роскошь для бедняков, думал он, торчать в душе столько, сколько торчит он. Но, в самом деле. День Рождения же.
Экран оставшегося на кровати телефона загорелся, и мобильник прожужжал оптимистично. Сэхёк был занят, намыливая мокрые волосы под звуки собственного пения, вполне музыкальные, но чересчур уж громкие. Он только закончил водные процедуры и, вполне приободрившийся после неприятного пробуждения, оборачивал бёдра чистым полотенцем, когда замок на входной двери издал щелчок.
Для Сэхёка приход хёна не бывает неожиданным, потому что Сэхёк всегда ждёт.
Парень вылетел из тесной ванной ("Разумеется, хён пришёл!"), споткнувшись о порог и чуть не потеряв полотенце. Мокрыми ногами он прошлёпал по не слишком чистому полу в прихожую, успев как раз к открытию двери.
- Хён! - ничуть не забыв, что с него аж капает, Сэхёк бросился вошедшему брату на шею, прижался, намеренно пытаясь мазнуть пахнущими шампунем волосами по открытой коже, словно выкупанный щенок. Пак улыбался от уха до уха, и всё же испугался, что сейчас расплачется. Чонсок был таким высоким, худым, тёплым и родным, каким был всегда, но казалось, Сэхёк не видел его целую жизнь и сейчас сжал объятия сильнее, думая, что отдирать его придётся силой.

Для корейского народа, в частности, жителей Сеула, начался прекрасный весенний день. Для Пак Сэхёка начался ещё один зашкварный день на зашкварной работе. К этому моменту парень успел лично познакомиться с понятием "голодать", ибо оставленные хёном деньги потратил на новый шмот, а зарплата целиком ушла на ренту и коммунальные услуги. Строго говоря, у Сэхёка оставалась заначка на карточке, но Югём, вручая ему рамён из круглосуточного магазинчика, строго наказал её не тратить. Югём вообще здорово выручал, если честно, поэтому Пак и согласился выйти на утреннюю смену в одиночку. Ну, как согласился. Сдержал своё "ха, дорогуша, ну нет, это твоя работа", потом раздумывал, стоит ли ему приходить, если не хочется. Но в конце концов появился. Причины тому были следующие: во-первых, надо на что-то есть, во-вторых, он знал, что за саботаж работы магазина назначается административный штраф. Просто капкан какой-то.
Ко времени открытия Сэхёк всё равно опоздал. Ну да кому нужен цветочный магазин в такую рань? Нет, давайте уж откровенно: кому вообще нужны цветочные магазины? Кроме фанатиков вроде Югёма. Была бы их воля, думал Пак, пытаясь провернуть ключ в замочной скважине, они бы сами превратились в цветочки. В лютики. Росли бы у меня на газоне. Я бы их... В этот момент ключ наконец поддался, дверь чёрного хода, на которую парень налегал, открылась внутрь, и Сэхёк едва не упал, но удержался на ногах и быстро закрыл за собой. Выдохнул.
Теперь нужно было отпереть собственно входную дверь и позаботиться о растительных питомцах. Эту последнюю часть Пак вообще терпеть не мог, и ему приходилось думать либо о зарплате, которая за это полагается (очень слабая мотивация, честно говоря, так как денег дают - кот наплакал), либо о том, как круто он выглядит, меланхолично поливая цветы в пустом магазине. Видели бы это все ответственные за кастинги, которые он провалил!
К моменту, когда Сэхёк закончил, мимо дверей магазина уже вовсю ходили-ездили-наслаждались собой и жизнью люди. Пак всего пару раз ловил чужие взгляды, когда любопытствующие заглядывали внутрь сквозь витрину, но, как парень и предсказывал, сами цветы особо никому не были нужны. Вернув пульверизатор на место, Сэхёк протестующе чихнул и убрался в подсобку. Настроение от всех этих подозрительно свободных зевак ничуть не улучшалось. Своей работы у них нет, что ли?
Служебное помещение было завалено всяким хламом, пыль скапливалась в тёмных углах. Пак пробрался к задней двери, где было посвободнее и побольше света, достал телефон и щёлкнул себя. Затем развалился на складном стульчике и принялся копаться в редактирующих приложениях, потому как Инстаграм нуждался в его селке прямо сейчас. Он едва успел загрузить свой сомнительный шедевр, как телефон в его руках зазвонил; Сэхёк вздрогнул и чуть не выронил мобильник от неожиданности. Звонил босс Хон, записанный как "фасолька".
- Да, босс? Да, я в магазине. Ай, ну разумеется, я всё сделал, за кого вы меня... Какие ленты? Нет, никого не было, - на этом месте Сэхёк вскочил и в лёгкой панике начал пробираться обратно к своему рабочему месту. - Я уверен, да. Я всё время находился у стойки. Уже должен был приехать? Ну так почему вы меня обвиняете, когда проблема очевидно в АЙЩЩЩ, - здесь Пак больно ударился ногой об угол стеллажа; расставленные на нём горшки с зелёными ростками угрожающе закачались. И одновременно с этим парень услыхал лёгкий звон - это "ветерок", висящий над дверью магазина, оповестил о прибытии клиента. Или загадочного посла ленточек, чтоб ему провалиться. Вместе с мистером Хоном, этой фасолиной, и Ким Югёмом, который забыл предупредить своего сменщика. - Босс, я дичайше извиняюсь, но у меня посетители. До скорой связи! - не слушая дальше, Сэхёк бросил трубку и, грозя опрокинуть что-нибудь ценное, кинулся к двери из служебного помещения.
Пока босс отвлекал единственного работника, в магазин вошёл нагруженный коробками парень. "Ленты", - с одного взгляда определил Пак, как будто могли быть другие варианты. Он поспешил на помощь курьеру, мысленно гладя себя по головке за баснословную удачу. По словам Фасолины, ленты должны были прибыть раньше, и Сэхёк точно упустил бы их. А удача - это тоже талант. Парень добрался до столика, где стояли коробки, и едва сдержал желание почесать маковку. Вот на кой чёрт боссу это нужно? Пак перевёл взгляд на доставщика - молодой человек примерно его возраста, весьма привлекательный (что уж там, форменный красавец), аж залюбоваться можно. Однако что-то в нём было странным, словно Сэхёк его знал, но в то же время никогда раньше не видел. Словно тот был братом-близнецом какого-то его старого знакомого.
- Да, верно, - ответил Пак на автомате. - Сейчас, - он вернулся к прилавку, под которым, как сказал босс, лежал конверт с оплатой. Это-то конверт он передал курьеру или кто он там был, разве он не должен попросить что-то там подписать? Впрочем, Сэхёку плевать. Он разглядывал парня внаглую, но без особенного выражения, разве что озадаченно. Он даже задержал пальцы на конверте дольше положенного, удерживая его, но затем отпустил. Знакомый незнакомец уже повернулся спиной и собирался выходить из магазина, а Пак открыл рот для автоматического "спасибо за работу", когда его словно молнией ударило.
- Йа! Чон Дэхён!
Не может же быть, да? Дэхён был его сонбэ в школе, учился на год старше. Не то чтобы Сэхёк когда-либо называл его "сонбэ" и даже по имени не особо часто. Школа, в которой они оба учились, целиком принадлежала элитному слою общества, там только такие, как Пак Сэхёк, и числились. Богатые. Владеющие миром. Чон Дэхён, несмотря на то, что посещал эту же школу, вёл себя иначе и потому привлекал к себе внимание - в плохом смысле. Лично Сэхёку сонбэ никогда ничего не делал, они даже не общались. Но Пак знал, что Дэхёна щемили собственные же одноклассники, и это было вполне достаточной причиной. Сэхёку хотелось узнать, каково иметь власть над равным, каково занимать нишу доминирующих.
Всё это было в прошлом. Пак не придавал этому большого значения и не жалел о своём поведении. Что занимало его больше - это как отпрыск богатой семьи (не считая его самого), оказался в таком месте? И, что ещё важнее... Вот чёрт! Сэхёк верил, что Югём не сдаст его местонахождение, но от Чон Дэхёна было сложно чего-то ожидать. Осознав вдруг, что от него на глазах уходит человек, имеющий возможность распространить секретную информацию, Пак сорвался с места за ним, практически перескочив прилавок.
- Чон Дэхён!!

...Он - враг?
Сэхёк почти опешил от обращения Дэхёна - не то что ядовитый лёд, скорее, яд, застывший при температуре, близкой к абсолютному нулю, - Пак не ожидал подобного тона, воспринял его чувствительнее, чем следовало бы, и ощутил себя уязвлённым. На лице у него это не отразилось - слишком смутной была эта обида; Сэхёк открыл рот, чтобы ответить, да так молча и закрыл, что свидетельствовало о его лёгком замешательстве. Пропуская Чона вперёд, он постарался ещё раз мысленно вызвать в памяти их встречи в школе, чтобы примирить мозг ("Ты вёл бы себя намного хуже. Ты бы не постеснялся плюнуть в рожу при встрече") со всей остальной сущностью ("Я... враг? Вот прям настолько?").
Но ничего толком не вспоминалось. Вот Сэхёк и трое других сидят на ступеньках, ведущих к школьному стадиону. Никто никому не друг, но, за неимением определения для "нам прикольно тусить вместе, и вчетвером у нас больше авторитета, чем в одиночку" они называют друг друга так. Чхве Сонмин грызёт яблоко, громко чавкает и плюётся косточками, потому что знает, что Сэхёка и остальных это бесит. Пак откидывается на локти, подставляет лицо солнечным лучам и жмурится. Что-то бродит внутри - он чувствует себя пантерой в клетке; родился и вырос в зоопарке, но иногда всё равно хочется забить хвостом и броситься на прутья. Скорее всего, это сезонное. "Гляньте, кто идёт". Сэхёк приоткрывает глаз, чуть наклоняет голову, чтобы взглянуть. А, этот. "Спорим, попаду?" - "Да ты даже в толчке попасть не можешь." - смех - "Чё, бля, думаешь, сам Ким Джонсу*?" Сэхёк поднимается одним движением, выхватывает у Сонмина огрызок, замахивается - сок попадает на его ладонь - и швыряет свой снаряд. С трёх сторон слышится неинтеллигентное "э!", Чон Дэхён трогает макушку и поднимает глаза. Сэхёк спускается на две ступеньки ниже, чтобы тот понял, кто кинул огрызок. Они пересекаются взглядами, Пак принимает выражение "что? что? что ты сделаешь?"... парень опускает голову и идёт дальше. Хмпф. Сэхёк отворачивается и начинает подниматься по ступенькам, не обращая внимания на свиту.
...Неужели это может вызвать такую враждебность?
Сэхёк знал, что его реакция достойна одиннадцатилетки, и последовал за Дэхёном молча, хотя с языка просились разного рода реплики. Ни одна из них не улучшила бы ситуацию, и Пак очень аккуратно провернул ключ в замке, приучая себя сначала думать, потом говорить. И он был почти удивлён, увидев, что Чон никуда не делся и весьма уверенно шагает в направлении кофейни.
"А ты изменился, да?"
Немножко завидно и немножко... восхищает. Больше завидно, даже досадно. Но чуть-чуть... только чуть-чуть - Сэхёк не заканчивает мысль и только повторяет про себя: "Ты изменился".

* * *

Они стоят плечом к плечу у стойки. Дэхён у кассы, Сэхёк маячит чуть левее. Ему охота вылезти вперёд, заказать и заплатить за двоих - вроде как он инициировал это, хм, этот разговор. Но Пак не знает о вкусах нового-старого знакомого. Пытается угадать: латте? Айс-латте? Что-нибудь с карамельным сиропом? Почему-то он нервничает, как будто от дэхёнова выбора зависит по меньшей мере исход встречи. Чон кажется куда спокойнее Сэхёка, он отходит, чтобы дать другому сделать заказ. Пак видит, как на табло кассового аппарата исчезает "АЙС КАП МЯТН", и ему вдруг хочется накричать на Дэхёна. Но нельзя - поэтому он просто делает большие выразительные глаза и смотрит ими на работницу за кассой; та тушуется и отводит взгляд. Сэхёк отчаянно не хочет заказывать то же самое - что подумает Дэхён? что он убого подлизывается? - и заменяет мятный сироп банановым, но уже от террасы возвращается и уговаривает бариста использовать мяту.
Столько препятствий на пути к нормальному общению, - Пак в противоположность Чону разваливается на своём стуле, старается одновременно расслабиться и не поймать носом струйку дыма от дэхёновой сигареты. Он, Сэхёк, не любит запах курева, но терпит и изучает Дэхёна взглядом. Похоже, они оба игнорируют напряжение между ними, что никак не помогает. Пак строит из себя крутого машинально, но начинать разговор с такой позиции оказывается так же тяжело, как заказать при Дэхёне свой любимый напиток. Сейчас уже неясно, чего здесь больше - желания разрулить ситуацию без звоночка семье Пак или почти иррационального желания перестать быть злодеем. Просто - Сэхёк пытается объяснить это себе, даже зная, что результаты анализа ему не понравятся, - Дэхён стал таким классным. Нельзя не заметить, что спустя столько лет он куда увереннее в своей роли, чем Сэхёк в своей. Как это случилось? Так или иначе, для нового, классного Дэхёна не хотелось быть живым неприятным прошлым. Он вообще не верил, что может оставить такое глубокое впечатление. Он любит думать о своей персоне как о "незабываемом", но знает (судит по себе): люди не такие, они оставляют тебя позади и никогда не возвращаются. И это не плохо. Так и должно быть. Никто не предупреждал, что человек, помнящий тебя со школьных времён, может сохранить подобие старого отношения, и уж тем более - что это может задеть.
Сэхёк закрывает глаза, глубоко вздыхает. Ход рассуждений ему ожидаемо не нравится, но, пока это всего лишь его мысли, всё в порядке. Не хочется быть Большим и Страшным Серым Волком (теперь - скорее бешеной дворнягой, мерзко и не хочется связываться) - он просто не будет им.
- О том, как всё изменилось, - отзывается Пак. Ему до смерти хочется вечно избегать школьной темы, и он даёт себе поблажку, продолжая без какого-либо сарказма, просто и искренне: - Ты выглядишь хорошо. Как бы сказать... кажется, ты со всем справляешься, - Хёк ерошит волосы на макушке. Вот теперь ему становится слегка неловко - за себя. Он взвешивает в уме перспективы извиняться за школьный террор и быть настолько честным, насколько возможно, и делает выбор. Криво и почти смущённо усмехается. - Не то что я. Ты был прав, когда...
- Два айс-капучино с мятой, - миловидная официантка в клетчатом переднике выставляет на столик два высоких стакана, а Сэхёк аж выпрямляется на стуле. Испепелить девушку на месте ему не удаётся - что ж, остаётся выглядеть уверенно и надеяться, что уши только кажутся горячими, а не покраснели на самом деле. Он придаёт этой мелочи такое большое значение, что не успевает подумать, прежде чем ляпнуть:
- Я тоже его люблю, поэтому заказал. Не потому что... - неопределённый жест в сторону дэхёнова стакана, взгляд в сторону, "да тебе мозги отшибло". - Неважно. Говорю, я в не лучшем положении. В херо... отвратном положении. И всё же оно лучше возможной альтернативы.
Сэхёк останавливается и делает большой глоток кофе. Как объяснить Дэхёну ситуацию, не касаясь ни прошлого, ни деталей? Он закусывает губу, не глядя на парня напротив. Он знает, что не может просить о помощи.
- Но ты, - продолжает он, не поднимая взгляда, рассматривая своё отражение в гранях стакана. Он сам не понимает, когда с тона "я тебе не враг" переходит в оборонительную пассивно-агрессивную позицию, - можешь изменить это. Повлиять на мою жизнь в нежелательную для меня сторону, - Пак наконец вскидывает голову и смотрит прямо Дэхёну в глаза, дерзко, с выражением "что? что ты сделаешь?", только вот теперь так явно и по-детски прячет за этим собственную уязвимость, что не может обмануть даже себя. - Наверное, приятно иметь такую власть надо мной? Хотя я сам же тебе и сказал о ней. Вот настолько я отчаянный, представляешь? Некоторые вещи я не могу изменить, - их общее прошлое, например. - Но, что ж поделать. Похоже, я только и могу, что просить тебя об услуге - совсем небольшой - и надеяться на твоё... даже не знаю, на то, что мы любим один напиток. Больше, - он фыркает так неуместно, но так заразительно, - мне надеяться и не на что.

*Ким Джонсу - корейский стрелок, Олимпийский призёр

С ним не разговаривают. Слова, которые произносит офицер, толкая парня в спину, адресованы не Сэхёку, а "взятому в третьесортном клубе укурку" - это такой литературно-психологический тип, привычный человеку при исполнении. Хёк не ассоциирует себя с этим типом, и ему так плохо, что отсутствие необходимости поддерживать диалог почти приносит облегчение. Он сосредоточен на том, чтобы переставлять ноги и не согнуться в новом приступе рвоты. Мимо сплёвывающих кровь, мимо потерявших сознание, мимо паникующих и тех, кого бьёт не то нервный, не то наркотический мандраж, мимо всё ещё мигающих кислотными цветами пятен подсветки тут и там - на стенах, лицах, полу и, кажется, на глазной сетчатке Сэхёка тоже, - мимо всего этого навстречу юноше плывёт прямоугольник приятного цвета индиго. Пака выводят на улицу - майская ночь бросается в лицо всей своей сеульской свежестью, теснит вырывающиеся из клуба алкогольные пары. Сэ не дают упасть, почти волоком тащат до фургона, но тот уже под завязку; Хёк через пелену перед глазами скалится в сторону щетинистых и воняющих ублюдков внутри, зарабатывает пару нецензурных отзывов и один рвотный позыв. Затем его отводят и, грубо пригнув за затылок, запихивают в красивенькую полицейскую легковушку. Пак не сопротивляется - ему нужно присесть, и это больше не кажется смешным. Ему достаётся место у окна; к боку снова прижимается чьё-то тело ("Ирония такая горячая, потная и отвратительно пахнет временами"), чужой локоть упирается в рёбра, но зато можно расплющить пылающие щёку и висок о ледяное стекло, прикрыть глаза и прислушиваться к тому, как утихают толчки пульсирующей боли где-то в глубине черепа.
На дорогах свободно, машина летит быстро. Сэхёк приходит в себя настолько, что имеет наглость просить открыть окно, "иначе сблюю прямо в салоне, хотите? уже на подходе, думаю, это Голубая Акула, судя по тонкому аромату кюрасао", кладёт подбородок на опущенное стекло и часто, с наслаждением дышит, точно собака. Одновременно в голову робко, словно политические беженцы, попавшие под амнистию, возвращаются мысли. В течение минуты Пак злится на себя, кретина такого и растакого, но затем оставляет это: первый раз в клубе, что ли? Или последний? Ничего противозаконного он не делал, ему просто не повезло. Ещё извиняться будут. Раньше в такой ситуации всё решилось бы быстрее, чем нацбюро по противодействию коррупции успело бы выговорить "статья сто двадцать девять у ка эр ка*". Но сейчас - Сэхёк следит за выражением лица, хотя человек слева слишком занят удерживанием головы на внезапно тонкой шейке, а офицерам на передних сиденьях более чем плевать, - чёрт, если ему захотят что-нибудь пришить, выбраться будет сложнее. Что ж, в таком случае, не к лучшему ли, что он невиновен?
- Может, у вас и жвачка найдётся?
- Заткнись.
Время от времени повторять "эй, уважаемый, а за что меня?", "вы вообще имеете на это право?" и "я так-то ничего не сделал" с разными интонациями, как свои жалкие три строчки из пробного сценария на очередном кастинге, никак не помогает, но Сэхёк не оставляет попытки. Его ведут по участку, и парень не упускает возможности окинуть взглядом рабочие места и занимающих их детективов - те зыркают исподлобья, и никакого "добро пожаловать". Как негостеприимно. Невесело и внутри общей камеры: со скамьи падают люди с частотой спелых яблок, парочка самых отбитых буянят, вытягивая сквозь прутья руки, что твои зомби, остальные валяются вдоль стен и выглядят при этом отвратительно. Сэхёк старается не вдыхать выдыхаемое, предпочитает игнорировать собравшееся общество и мнётся у решётки, рассчитывая не оставаться здесь надолго.
Ну да. "Блять".
В глазах всё ещё скачут солнечные зайчики; Хёк не хочет задумываться над их происхождением. Ночной клуб (стрелка логической связи) полицейский участок (стрелка логической связи) облава (стрелка логической связи) вероятнее всего, наркотики, иначе зачем собирать такую очевидно ничего не соображающую компанию и пихать за решётку? Сэ не наркоман, никогда им не был и никогда не станет, "потому что у меня есть извилины, а этим не все могут похвастаться". Ноги всё ещё слабеют при каждом желудочном спазме, и парень повисает на прутьях, поворачивая бледное лицо с чёрными провалами глаз - тёмные пятна под ними и расширенные зрачки соперничают за внимание зрителя - вслед за офицером, курсирующим между их камерой и комнатой допроса. Видимо, в этом нервирующем действии и кроется причина, по которой полицейский забирает кого угодно, даже невменяемых, но только не Сэхёка, даже когда тот обращается к нему вслух.
"Похоже, я здесь застрял, да?" - ряды сокамерников постепенно редеют; их словно уводят на убой, хотя некоторые возвращаются - слишком мало мяса, мрачно шутит про себя Сэ. Даже на скамье появляется свободное место. Хёк посматривает на него брезгливо, не желая садиться вплотную с наркошами, но - уже поздно беспокоиться об этом, не находишь? - возражает усталый организм, и тело само бредёт навстречу долгожданному отдыху.
"Хён сильно расстроился бы, узнав об этом."
"Он бы делал вид, что злится, но на самом деле чувствовал бы разочарование. Во мне. Может быть, в себе, что не уследил."
"Твою мать. Как бы оно ни пошло дальше, не дай хёну узнать, Пак Сэхёк."
Несмотря на сопротивление разума, Пак проигрывает самому себе ещё раз. Его будит офицер, как всегда, без лишних нежностей. Сэ обнаруживает себя пускающим слюни на рубашку соседа, которому он уткнулся в плечо. Тот, видимо, слишком накурен или слишком клал на всё происходящее, потому что никак не реагирует даже тогда, когда Хёк вскакивает, издав звук омерзения вместо "извините простите мне очень правда очень жаль". Полицейский не сдерживает почти злорадной ухмылки, и Пак, заметив это, не остаётся в долгу:
- Думаю, мне не следует пытаться разговаривать с вами. Вы всё равно ничего не решаете. Думаю, - добавляет он уже у двери допросной, - не только здесь. Тебя же вообще никогда не спрашивают, да? - он успевает выдать смешок с перегаром прямо в лицо своему проводнику, прежде чем его вталкивают в комнату.
По сравнению с остальным участком здесь темно, или так просто кажется из-за ограниченного пространства и цвета с тем, но Сэхёк благодарен за это в любом случае. У него всё ещё следы слюны на щеке, глаза едва открываются и настроение на уровне "будь у меня пистолет, мы бы с тобой не говорили", в основном из-за активно протекающих биологических процессов: организм пытается привести себя в порядок, и ощущается это мерзко. Тем не менее, Пак способен вести диалог и не без оснований гордится собой за это.
Хорошо, что он уже собирается садиться, когда слышит до бесячего профессиональный голос ответственного детектива, иначе сел бы там, где стоял, а не на предложенный стул. Он так явно сбит с толку, что соображает сделать лицо попроще только через секунду и уверен, что детектив этой секунды не упустил. Вот же. Сэ хочет принять ровную или расслабленную позу, но внутренности требуют аккуратного обращения, и парень тратит драгоценное время, чтобы найти положение, причиняющее меньше всего неудобств. Хорошо было бы подумать о своей тактике, но "дегенерат блять, в участок попал, просто б р а в о, проёб века по версии книги рекордов Гиннесса" оказывается более актуальной мыслью.
- Пил. Танцевал. Целовался с девушками. И с парнями тоже. Короче, делал всё то, что вам не светит.
Ум, к сожалению, не пропьёшь. Иногда Сэхёк мечтает избавиться от способности логически мыслить. Ещё в клубе что-то казалось ему неправильным, будто он выпил больше своего предела, но это было не так. Случилась облава - искали наркотики, почти наверняка нашли. К настоящему моменту Сэ и сам приближается к выводу, что он принял что-то запрещённое. Но когда? Нет, верный вопрос звучит так: сможет ли он вывернуться, более не возвращаясь к "сбежавшему от богатых родителей"?
- Понятия не имею, о чём вы говорите, детектив. Судя по вашим - как вы сказали? Падающим потолкам? - в употреблении наркотиков надо обвинять не меня. Если серьёзно, я всю ночь тусил, как в последний раз, думаете, я могу вспомнить хотя бы одно лицо из клуба? Но клянусь - принесите мне конституцию, я на неё руку положу - никакой наркоты. Можете проверить. Если у вас в участке, конечно, пользуются такими продвинутыми технологиями.
Блеф. Он не уверен, что пройдёт тест, но хватается за любые, даже плохие возможности. Он не уверен также, что стоит хамить, но остановиться не может, слова выскакивают сами, поэтому Хёк предпочитает просто не париться над ними, важнее не ляпнуть ничего по поводу семьи. Ещё он не уверен, что может случиться, если детектив надавит - а все возможности для этого у него есть, как уже было продемонстрировано. Об этом тоже думать совсем не хочется. Представлять отца, забирающего его из участка, мать, не выпускающую из дома, невесту - тут и представлять нечего, Пак без малейшего понятия, как она выглядит... Хёна. Не находящего себе места от беспокойства, почему младший не вернулся. Не надо всего этого. Сэ выбирает безопасный вариант - думает о том,
"Откуда он знает о падающих потолках? Чертовски точное выражение, если подумать".

*Ст.129 УК РК - статья о взяточничестве Уголовного Кодекса Республики Корея

Интересно, каково это - проводить ночь в компании обдолбавшихся, из которых нужно вытягивать информацию? Легче приставить ко рту подозреваемого трубу пылесоса, щёлкнуть выключателем - вуууууууууууууууууууууу~ Оказывается сложно не смеяться, но Сэхёк старается изо всех сил, давится слюной и кашляет. Тактика при столкновении с непонятным, пугающим, неподконтрольным - он становится бесстрашным, бесшабашным, беззаботным, он становится героем местного розлива, как соджу сомнительного происхождения. Его напрягает детектив с его очевидными полицейскими штучками - техника допроса и всё такое, и дикобразу понятно, но - вот дела - работает; его напрягают отражения в чёрном стекле - он намеренно не смотрит, а они всё равно расплываются в углу глаза, рыжее ехидное и тёмное очень-херово-себя-чувствующее-но-пытающееся-не-подавать-вида.
Насколько он может судить, ха. Не может. Заканчивал полицейскую академию, а не психологический и уж вряд ли Судный. Есть такой, Судный факультет. На нём готовят судей рода человеческого. Сэхёк прикусывает язык, чтобы вся эта хрень не началась в прямом эфире из его мозга. Что он пытается подумать: "детектив, вы чертовски неубедительны".
- Что, если я вам не верю, что вы мне верите? - медленно, почти издевательски растягивая слова - на деле чтобы не сделать глупой ошибки при произношении - говорит Пак. - Вы играете роль хорошего копа, детектив Ким Сонгю?
И ведь не то чтобы бездарно играет. Хёк следит за последовательностью манипуляций рыжего с места, поворачивая только голову с широко раскрытыми, по-детски удивлёнными - если, конечно, не брать в расчёт эффект от наркотиков - глазами. Отвлекается на собственное отражение; то смеётся, запрокинув голову, обнажив ровный ряд чуть пожелтевших зубов - или это освещение такое, уж и не разобрать. Сэ пробирает дрожь: его только что заперли в допросной комнате, и надо держать себя в руках, а тут ещё открывается, что у него в крови экстази - или куда там девается экстази после того, как спускается по пищеводу вместе с холодным алкоголем.
- А не очень-то хорошо вы справляетесь с "хорошим" - не ваше амплуа, да? Что, если я вам верю, что вы мне верите, и верю, что верите только частично, и верю, что я под кайфом - не так уж кайфово быть под кайфом, если это действительно он, - бесполезно, он даже близко не так хорош в контроле лица и движений, как обычно; это как прожить двадцать два года и внезапно обнаружить, что разучился ходить: вроде вот нога, вот вторая, а как они работают?.. Удивительно, непостижимо и капельку обидно лишиться такого полезного умения. А ведь нужно ещё следить за тем, чтобы не запутаться в собственных оборотах речи: - Но вы уверены, что то, что вы сейчас делаете, законно? Шантаж? Почему бы сразу не угроза физического насилия, зачем сдерживаться?
Правое полушарие мозга, как и положено креативному центру, продуцирует яркие картины вроде "Возвращения блудного сына". До Рембрандта воображению Сэхёка далеко, но тоже вполне неплохо и художественно, и на эмоции пробивает. Такие эмоции как "досада", "раздражение", "гнев", "страх", "ощущение бессилия" и прочие из той же палитры. Левое же полушарие, как и положено центру логики, занимается подсчётами: сколько раз за жалкие два месяца Пак попадает в одну ситуацию поразительнее другой, и во всех над ним нависает угроза разоблачения; интересным кажется также вопрос о вероятности нового происшествия подобного рода, должно же это когда-нибудь прекратиться?
Впрочем, если подумать, расчёты будут весьма простые. Если его сдадут семье прямо сейчас, вероятность повторения этого события равна примерно нуль целых хер десятых. Заткнись, левое полушарие. Просто заткнись. Займись анализом выражения лица детектива - и не путай его с отражением!
- Но даже если бы вам удалось меня запугать, - осторожно предполагает Сэхёк, словно у него всё ещё есть выбор. Он слишком хорошо знает, что уже на всё согласен, несите бумаги - будет подписывать. Однако желудок опять скручивает, голова трещит, и Сэ променяет жалкие остатки чувства собственного достоинства по меньшей мере на активированный уголь, - боюсь -
нет, погодите, не боюсь, но вы поняли - я ничем не смог бы вам помочь. Я пил с каждым вторым в этой дыре и не вспомню ни лица бармена, ни куда делся мой телефон, ни заплатил ли я. Как я должен вам сказать, в каком из стаканов был "экстазированный" лёд?
Несмотря на собственное заявление о плачевном состоянии памяти, Сэ роется в голове в поисках ответов. Вечер и ночь для него укрыты плотной завесой, словно тысяча вейперов собралась и парила без передышки в течение суток. Под столом Хёк тянется пальцами левой руки к правому запястью, касаются кожи; парень вздрагивает - кажется, что он разгорячён и пышет жаром, но подушечки пальцев ледяные. И часов, конечно, нет. Когда он их потерял - и как? Непохоже, что потерял.
Нет, он сам расстегнул застёжку. Плохо скоординированные движения рук, застёжка больно колет, прищемляет палец. Сэ протягивает часы куда-то за плечо - теперь он вспоминает. Брат, братан, братишка - то ли слова детектива повернули мысли Пака в нужное - параноидальное - русло, то ли всё так и было, но вроде - он мысленно делает акцент - вроде он распил по мартини в самом начале вечера с этим странным парнем. Неплохим парнем, спокойным, обаятельным и одновременно крутым, но - после него провал в памяти. И лицо - Сэхёк не может вспомнить лицо.
Голова вот-вот треснет, как огромный орех, Сэ хватается руками за виски, удерживая половинки на месте. Таблетки - его почти выворачивает от самого слова, скользнувшего в разум, - только не таблетки, надо терпеть. Но не отпускать. Разговаривать с детективом можно и так - выглядит нисколько не глупо.
- Детектив, вы, конечно, красивый и всё такое, но не уверен, что хочу провести с вами ночь в закрытом помещении. Я ничего не знаю, где все эти ваши приборчики, которые покажут, что я не вру? У вас наверняка есть более важные дела - например, слушаться начальства - в общем, давайте закончим этот цирк, а?