Оставь его, говорит отец. Рамеш останавливается на пороге полупустого сарая, велосипед в его руках дребезжит вопросительно. Вай-старший стоит на крыльце, руки висят вдоль боков, темнокожее лицо поднято к охладевшему небу, и Рамеш не замечает, как отец похож на старика в свои даже не пятьдесят. Погода сегодня хорошая, продолжает он. Прогуляйся. Рамеш верит отцу, филиппинскому рыбаку, и заводит железного друга внутрь, прислоняет к стене. Он выходит со двора один, сумка через плечо, кепка козырьком назад - путь удобный, безлюдный. Оборачивается на отца: "Не хочешь со мной?" Тот качает головой, улыбается непонятно чему - Рамеш никогда не знает, почему отец улыбается, но это вроде как незыблемый столп мира. Может, однажды он поймёт, и это будет означать достижение великой мудрости.
Парень спускается к океану, делая широкие шаги. Можно идти по Лонгдрайву, но там оживлённо в это время: люди возвращаются домой. Рамеш поднимает голову, втягивает носом воздух; сентябрь пробирается из леса, точно крадущийся зверь, Рамеш - следопыт, идущий по пятам. Море ещё сражается с осенью или пытается убедить в этом человека. С крыш города видна белая шерсть барашков - точно колючий иней - лето тысяча девятьсот девяностого ушло безвозвратно. Рамеш шагает в обход цивилизации, зная каждый пройденный метр настолько, насколько вообще возможно знать ежесекундно меняющийся мир. Надо спешить: он рассчитывал время, думая, что поедет на велосипеде. До полной темноты - а значит, до эфира - ещё больше часа, но Рамеш не хочет быть причиной форс-мажора. Он хочет быть голосом в пустой студии. В приёмниках по всему городу, на фермах и даже на маяке. Возвращаться домой в серых сумерках, быть практически бестелесным и всё же ясно ощущать ладонями руль, или гриф, или - приложив руку к щеке - собственную тёплую кожу.
Когда Рамеш только перешёл в среднюю школу, они с отцом часто ходили на пирс. Мужчина ставил складные стулья для себя и сына, закидывал удочку, они садились и смотрели, как закат вгрызается в чешую залива, пуская по ней светящиеся трещины. Вай-старший был умелым рыбаком, но Рамеш не помнит, чтобы они когда-нибудь кого-нибудь поймали. Может, и ловили, только не в этом соль. Рамеш знал, с какой любовью отец относился к своему стулу - он и с удочкой обращался аккуратно, но стул - сейчас это кажется таким понятным - стул, повёрнутый сиденьем к морю, спинкой к дому, был его местом. Когда он сломался, они с отцом перестали ходить на пирс.
Рамеш не думал, что работа на радио будет его стулом.
Он умеет пройти к зданию станции так, чтобы избежать неприятных встреч. Он, в общем, в принципе умеет так ходить. Он высокий и должен бы быть заметным, но словно сливается с местностью. Рамеш переворачивает кепку; тень падает на его лицо, и весь он - одна длинная тень, каких полно в предполуночном городе. Вот и радиостанция, парень бежит по ступенькам, придерживая сумку; до эфира полчаса.
Его встречает начальник, ответственный за сетку программ и совладелец всего предприятия. Он приветственно кивает своему ночному работнику; Рамеш проскальзывает мимо него в студию, машинально пряча лицо. Босс занят, разговаривает с кем-то из дневных передач. Пока Рамеш готовит себе рабочее место - выгружает из сумки отредактированный план, воду в пластиковой бутылке - он посматривает на коллег, ожидая, что на него могут обратить внимание. Он знает второго, это ведущий прогноза погоды, и о нём писали в "Мраморном вестнике", когда благодаря его предупреждению город защитился от пришедшего с моря шторма. Мать даже охала восхищённо и качала головой, пока сидела над текстом про местного героя. Она всегда реагировала слишком бурно для буддистки. Рамеш отвлекается на настройку аппаратуры и старается отсеять голоса говорящих от щёлканья готовых к работе механизмов, но те всё равно оседают в голове искорками пыли и знания. Рамеш не возражает - пусть будут. Может, благодаря им он сегодня поставит не ту песню, а другую, и ночь станет уникальной, единственной в истории времени благодаря словам, произнесённым сейчас, здесь и в таком порядке.
Он уже садится в кресло - для работников, вынужденных проводить на месте час за часом, начальство раздобыло старую и побитую, но всё ещё довольно удобную мебель - и ждёт отмашки от заканчивающих дневную смену. В эфире играет что-то винильно-джазовое; Рамеш расслабляется - хотя по нему и не скажешь - поднимает голову и следит за тем, как босс, попрощавшись, выходит. Сквозь медленно-неровный ритм гобоя глухие отзвуки - Рамеш внимательно слушает его, спускающегося по лестнице. Перед ним на столе лист с композициями; их разрешают выбирать на его, восемнадцатилетнего парнишки, вкус. Похоже, он их до сих пор не подвёл, раз ему так доверяют.

jodie wears a hat although it hasn’t rained for six days
she says a girl needs a gun these days

Хороший альбом. Хорошая музыка. Их часто ставят в кафе.
Хорошо, что Рамеш работают ночью, никто его не слушает. Он ведь редко ставит такие песни. Он вдумчиво выбирает открывающую композицию из списка, но это не будут "Lloyd Cole And The Commotions". Пока они поют - ночь не начнётся. Поэтому Рамеш склоняет голову и ждёт.