Может, если бы моя семья (если её вообще можно назвать этим громким словом) поменьше моталась бы по планете, у меня было бы хотя бы место, к которому привязалась бы моя душа. Возможно, тогда мне было бы намного легче жить, и многие события этих девятнадцати лет не случились бы, а произошли какие-то другие. Слишком много "бы"... История не знает сослагательного наклонения, даже если это всего лишь история какой-то девки по имени Ив Люмье.
Летом две тысячи с чем-то года мы очередной раз переехали. На сей раз это был Висконсин. Мать сняла домик в Ошкоше, между двумя озёрами. Я помню название города только потому, что там, в отличие от многих других временных пристанищ, было не так уж и плохо. Даже нормально. И озёра немало этому способствовали. Чем больше воды, тем легче мне было.
Где-то в начале августа я ехала на велосипеде по улице - не помню названия, помню, что конечной моей целью был залив Саут Асилум. Я, чувствуя некоторую иронию этого, любила посидеть на берегу. К тому же, там меня никто не искал. Улица та была на окраине города и оживлённостью похвастаться не могла. Я, задумавшись, могла позволить себе выехать на середину проезжей части, и никому не было до этого дела. Рано или поздно это должно было довести до аварии - ну, и довело. Меня сбила машина.
Звучит жутко, но на самом деле "сбила" - громкое слово. Да и то, что подлежащее в этом предложении "машина", - не совсем правильно. Я на велосипеде и в наушниках уверенно вильнула в сторону и слегка зацепила проезжавший мимо Форд. Руль от удара вывернулся из моих рук и своротил боковое зеркало Форда, а я, пытаясь снова его поймать, потерпела сокрушительное поражение. Сокрушительное - в прямом смысле, так как произошло крушение. В следующие секунды я уже валялась на асфальте, ободрав при падении правую руку с локтя до плеча. Головой я не ударилась и соображала ясно, но встала не сразу из-за адски саднившей кожи. До кучи в неглубокую, но обширную ранку тут же набилась летняя дорожная пыль. Пока я размышляла, стоит ли мне смотреть на свою руку или лучше поберечь свою психику (воображать рану по боли - то ещё занятие), из остановившегося Форда вышел его водитель и бросился ко мне.
Это был парнишка. Я хотела бы сказать, что он выглядел одного со мной роста и возраста, но... Конечно, машину можно водить только с шестнадцати лет, поэтому он не мог быть младше, но из-за худобы и почти вампирской бледности этот мальчик казался совсем хилым. У него были чёрные довольно аккуратные волосы и очень тёмные глаза, которые резко и неприятно выделялись на его болезненном, хоть и красивом лице. И, несмотря на лето, на нём была жилетка и шарф. Шарф. В августе. В общем, странно он выглядел, этот парень. Увидев, что я жива и пострадала по сути лишь морально, он сразу успокоился и подошёл ко мне быстрым шагом. Я села и, шипя, потрогала плечо. Виновник аварии (если извинить меня, как потерпевшую) присел рядом и перехватил мою руку.
- Ты в порядке? Если не считать этого, нигде не болит? - спросил он спокойным, совершенно не обеспокоенным тоном. Я выдернула свою руку, но к ободранной коже тянуться перестала, изучив её взглядом.
- Абсолютно, - ответила я и встала. Он встал тоже и пошёл обратно к серебристо-голубому Форду, сказав мне:
- Подожди здесь.
Вытащив из бардачка какую-то склянку без надписи (серьёзно? кто-то ещё пользуется такими забавными старыми склянками, напоминающими пробирки чудаковатых волшебников в остроконечных шляпах?), а также пачку влажных салфеток, парень вернулся ко мне и протянул салфетки мне. Это было кстати, мне не особо хотелось возвращаться домой за перекисью водорода, а таскаться весь день с грязной раной было плохим вариантом. К тому же, он, как водитель, тоже слегка причастен к аварии. Будем честными - слегка. Мило с его стороны было немножко позаботиться обо мне. Пока я, кусая язык, собирала салфеткой асфальтовую пыль и наслаждалась видом чистой кожи, которую можно будет обработать (к слову, боль тоже уменьшилась, хоть и стала острее из-за антисептика), водитель вытряс на свою ладонь две больших жирных капли прозрачно-ванильной мази из склянки. Когда я закончила и сунула грязную салфетку в карман, он несколькими быстрыми движениями втёр эту мазь в мою руку. Рана тут же покрылась тонкой маслянистой плёнкой, и я из соображений перфекционизма решила её пока не ковырять. Так же невозмутимо парень закупорил склянку и посмотрел на меня. Этот взгляд был мне так чертовски знаком. Уравновешенный, вроде как дружелюбный. Я знала, что он означает: "Мы закончили? Я могу сгинуть отсюда, пока мне не придётся опять выполнять какие-то идиотские предписания этикета?" Этот взгляд был одним из характерных для меня, а может, я это всё придумала. Мне пришло в голову, что в таком случае мальчик может понять меня так же, как я его, и буркнула не очень приветливо, но искренне:
- Извини. Давай помогу с зеркалом.
- Я справлюсь, - лаконично и вежливо ответил он. - Будь осторожней на дорогах.
На этом разговор был окончен. "Нет, ну как хочешь", - я собиралась надуться, но вместо этого мысленно пожала плечами, подняла велосипед, стараясь как можно меньше двигать правой рукой, и зачем-то обернулась на парня. Он копался где-то за пазухой, стоя около свёрнутого и, кажется, даже немного погнутого зеркала. Поймав мой взгляд, он послал мне ответный, и в нём был только холодный мысленный призыв не мешаться больше. "Езжай своей дорогой", - словно говорил он. Я отвернулась и, толкнувшись ногой, села в седло. Саут Асилум ждал за ближайшим поворотом.

В понедельник я опять столкнулась с водителем Форда. На этот раз - на огромном кладбище Риверсайд. Что он там делал, я так и не узнала. Просто бродил между могилами и иногда улыбался. Выглядело это жутковато, но красиво. Он как будто сам был мертвецом - не знаю, не снаружи (они же такие, полусгнившие и с бессмысленными пустыми глазами), а словно на кладбище - его место, как у рыбака место - на берегу или в лодке, у клоуна - на арене цирка, а у певчей канарейки - в клетке. Я остановилась у края кладбища и смотрела на него около минуты. Парень меня не заметил, а если и заметил, то проигнорировал. В какой-то момент он остановился, вытащил из кармана часы на цепочке и открыл их, что добавило отчуждённости от реального мира в его ауру. Часы на цепочке, настоящие, старинные? Понаблюдав за ним ещё немного и удивившись странной гармонии, которая, несмотря ни на что, царила вокруг него, я пошла дальше.

Летом было скучно. Друзей у меня пока не было, мы только в конце июня переехали в Ошкош. Дома мне не нравилось, как обычно, хотя жили мы на Рэйнбоу Драйв. Потрясное название. Надо будет как-нибудь туда вернуться. Может, я и сама искала этих встреч, ибо другого развлечения не было, а загадочный этот парень казался мне пришельцем. Он определённо был не вполне обычным. Однако я не следила за ним, не ходила специально на кладбище или что-то вроде этого. Я просто снова столкнулась с ним снова.
Рука моя зажила в считанные дни. Видимо, чудо-мазь была каким-то бабушкиным лекарством, из тех, чей рецепт хранится в мудрых умах и не поддаётся никакому научному анализу, однако действует лучше любых признанных средств. Забавно, конечно, возить его с собой в бардачке машины. Забавно, но эффективно.
Я увидела его, когда он выходил из ветеринарной клинике прямо по соседству от кладбища. Дело происходило недалеко от моего дома, так что такую встречу нельзя назвать совсем уж неожиданной случайностью. Бывают и более удивительные совпадения. На этот раз мы пересеклись взглядами, и я кивнула. Он помедлил, но кивнул в ответ, и мы пошли параллельно друг другу в одном направлении, но по разным сторонам бульвара. Затем он перешёл дорогу, и мы вместе свернули к озеру. Не разговаривая, мы дошли до перпендикулярной узкой дороги. Я перешла её и по тропинке пошла к воде. Дойдя до озера, я не удержалась и обернулась, но парень, видимо, свернул. Действительно. Чего ещё я ожидала.

В конце концов, это должно было случиться. Я обнаружила его палатку между деревьев недалеко от того места, где мы виделись в последний раз. Точнее, я не знала, что это его палатка. Я просто бродила и увидела девушку, немного похожую на меня. Она выглядела, как будто заблудилась: всё время оглядывалась, но, что самое удивительное, продолжала идти, как будто по внутреннему навигатору. Как я уже упоминала, развлечений у меня было маловато. Я незаметно последовала за ней. Для меня это была игра. Если бы незнакомка вышла к оживлённой части города, я бы вернулась в рощу. Но она дошла до полянки, а потом исчезла. Я выглянула из-за дерева, а её уже не было видно, и я даже задумалась, а не привиделась ли она мне от скуки.
А уже позже я заметила палатку. Это было довольно странно. Как я могла не обратить на неё внимания, когда она стояла прямо в центра поляны и никак не была замаскирована. К тому же, она была в сине-жёлтую полоску. Вот раз - пустая полянка, вот я моргнула - и уже стоит большая яркая палатка. Стало ясно, что девушка зашла внутрь. Я сразу приуныла. В чём смысл? Не пойду же я стучаться в эту палатку. Вот и закончилась моя игра в ниндзя. Я решила вернуться к прогулке.
- Пиксель!.. - послышался слегка приглушённый крик. Шёл он явно из этого полосатого туристического инвентаря. А потом из-под полога вынырнула уже знакомая мне черноволосая голова, за которой последовало и всё остальное. Из палатки вышел мой знакомец. "Всё чудесатее и..." - подумала я, приникнув к дереву, как маленькая. Но правда. Вы пробовали когда-нибудь следить за кем-то? Увлекательнейшее занятие. К тому же, я в нём мастер. Я не рискнула выглядывать, так как мои белые волосы очень уж заметны. Раздалось тихое звяканье, а потом шуршание листьев. Парень досадливо выругался и вернулся под полог.
Я выждала немного, потом по дуге обогнула полянку. Я была уверена, что он что-то выбросил в кусты: из моего укрытия было видно, как некий небольшой предмет скрылся среди веток, которые до сих пор качались. Дерево за деревом, я подобралась к этим самым кустам и подлезла под низкие ветки, шаря руками среди травы. Впрочем, искомый предмет я сначала увидела, прежде чем коснулась его.
Это были те самые часы. Цепочка от них причудливо изогнулась, как хвост диковинного животного, а сами часы почему-то издавали шипение. Я приблизила к ним лицо, не рискуя сразу брать в руки. И правильно сделала: они были в какой-то жидкости, по запаху отнюдь не воде. Я вообще не смогла определить, чем эта жидкость пахла, но что-то там было от апельсинов. Я накрыла часы подолом туники и вытерла. Когда я случайно нажала куда-то, они открылись с лёгким щелчком. Внутри тоже оказалось влажно. Я протёрла тканью стекло циферблата и крышку изнутри, и только потом заметила, что на ней что-то вырезано. Причём некоторые буквы расплылись как будто только что. Я сначала испугалась, что жидкость могла быть какой-то кислотой, но моя туника осталась цела. Вот какая надпись была на крышке: "P....as .....ray", а ниже можно было прочитать лишь немного повреждённое "One day you will die". Я не смогла сдержаться и рассмеялась, подумав: "Как это в его духе!" После чего тут же саркастично сказала сама себе: "Как будто ты знаешь, что такое 'в его духе'". "У меня есть его сложившийся образ, так что я знаю, что такое 'в духе этого образа'", - тут же ответила я самой себе и выползла задницей вперёд из-под кустов. Эта жизнеутверждающая надпись здорово подняла мне настроение.
Раз предыдущий хозяин их выкинул, а я нашла - значит, теперь моё. А часы были здоровские. Работа мастера-часовщика, а не какого-нибудь завода, клепающего по куче одинаковых китайских хреновинок ежечасно. Я шла по роще, открывая и закрывая их, рассматривая уцелевшие буквы и пытаясь отгадать, что было на месте расплывшихся. Эти часы станут моим сокровищем, - решила я. Моим артефактом. Достойным завершением этого... приключения? Если это можно так назвать.

Как я случайно предсказала, находка действительно оказалась завершением этой истории. Я больше никогда не видела этого парня. У нас в Ошкоше было всего три старших школы, и в новом учебном году мне довелось побывать во всех из них. Но ни вампироватого чудика, ни светловолосой девушки, которую я встретила в роще, я не встретила. Меньше, чем через полтора года, я покинула Ошкош и переехала в Европу, затем обратно в США, в Делавэр, а потом я оказалась в Кентукки. Часы пропутешевствовали со мной всё это время. Их мелодия (оказалось, они умеют пиликать довольно приятную музыку) часто была моим единственным утешением.

Именно эта мелочь спасала мне жизнь. Много-много-много раз.
Парень, который случайно сбил меня на Форде несколько лет тому назад. Я думаю, это твоё имя вырезано в первой строчке, которую я не могу прочесть. Если ты каким-то образом узнаешь об этом (что возможно; как мне кажется, ни в чём нельзя быть уверенным, когда говоришь о личностях вроде тебя), знай, что твои часы всё ещё работают и помогают людям. Ты, наверное, и не ждал от них такого.
В любом случае, спасибо. Хотя вроде и не за что. Ну да всё равно. Слово "спасибо" - это всего лишь "спасибо". Оно ничего не значит, если ты не можешь осознать, что лежит за ним.