Магда запрокидывает голову, чтобы посмотреть на квантовую Холли. Стерва она чистая, беспримерная, или лапочка в юбчонке, не зависит от внешнего наблюдения. Если только смотрит не Магда.
Магда подавляет желание запрокинуть голову, чтобы посмотреть на Холли. Её пробирает дрожь отвращения — так знакома эта манера прикосновений, интимная и подавляющая. Но на лице проступает блаженная улыбка, и Магда, наклонив голову, трётся щекой о руку Холли.
— Да ну его, — канючит она и аккуратно высвобождается из тисков подруги. — Поговори лучше со мной.
Они оказываются лицом к лицу,
А ты знаешь, может, мы совсем ничего не знаем о настоящем боге, который ответил бы на молитвы, если бы слышал их. А ты знаешь, жрецы говорят о своих божествах, все такие Холлиer than thou.
и Магда берёт ладонь Холли в свою, поворачивает раскрытым сердцем к куполу; весь мир — маленькая сфера; и высыпает в неё кости. Они рады поменять хозяина, облегчение читается в каждом из змеиных глаз. Магда закрывает ладонь Холли, прерывает ядовитую игру в гляделки. Грустно (так она прячет раздражение):
— Это моя безусловная любовь.
Магда шагает вперёд и приникает к Холли,
прижимает её к себе, обе руки на талии,
и шепчет возле уха:
— Что ты будешь с ней делать?

Шутка здесь в том, думает Магда, что у Хосе будто бы есть работа. Если бы её в качестве социального эксперимента спросили, чем Хосе зарабатывает на жизнь, она бы не раздумывая сказала "Тиктоки постит". Про Архив думать не хочется. Зачем усложнять такие простые и приятные отношения, как "сомнительное товарищество в кошмарном искажении реальности" и "взаимное закатывание глаз (но так, лукаво типа)"? Если Магде головной боли мало будет, она просто попросит у Хосе номер.
Она оглядывается — команды раздала и довольна. Ищет тварь. Присутствие её поутихло, как закрытый абсцесс, пульсирует где-то под кожей. Что не успокаивает совсем: офисы эти проклятые, бесконечные, девять этажей до нижнего круга Ада, и тварь может прятаться на любом из них. Магда — юная леди, она не позволит себе даже в мыслях с бескультурными выражениями Хосе согласиться, но на эмоциональном уровне контакт есть.
И самое дурацкое — что, если бы не паранойя, не тварь, поджидающая Магду за каждым углом, она бы руку увидела за миллион лет до того, как та появилась. Выродок какого-то 3D-дизайнера, самоучки причём. Но Магда от Хосе отвернулась, на систему напарников наплевала и думает: какой же я ценный член команды, я доменовы ядра собираю, как яйца на Пасху. А рука тянется. И твари (с лицом Магды) поблизости нет, и ядро — снова не на этом слое. Им нужно ниже.
Это ценная информация, так что Магда решает ей поделиться.
Но Хосе, конечно, не слушает. Вот нахал.
Уже через минуту Магда сделает вид, что всегда могла перемещаться с невероятной скоростью, а Ртуть и Флэша с неё писали. Но, откровенно говоря, она удивляет сама себя. Она делает шаг — ну, допустим, быстрый; ну, допустим, она бросается к Хосе вместо того, чтобы просто его окликнуть. Детали; мир домена, блеклый и тошнотворный, моргает вокруг неё. Магда уже у стола и, не подумав, перехватывает компьютерную руку за запястье.
Рука сминается под её пальцами, как папье-маше, в которое залили желатин. Серая слизь брызжет, заляпывая тыльную сторону ладони, и капает на стол.
— Фу! — взвизгивает Магда, и кисть, с хлюпаньем оторвавшись от запястья, шлёпается вниз. Магда встряхивает собственной рукой — пальцы подозрительно немеют. К Хосе: — Блин, соберись давай!
Не то чтобы она сама не справилась. Держа заляпанную руку на весу, как нечто чужеродное и мерзкое, Магда наклоняется и левой рукой выдёргивает шнур монитора из компьютерного блока. Когда она выпрямляется, успевает увидеть, как иссохшая мумия сотрудника с раззявленным ртом и редкими волосами, облепившими бурую кожу головы, откидывается на спинку кресла. И Хосе — Хосе выглядит, как будто к нему вернулась толика здравого смысла.
Магда огибает стол и бесцеремонно вытирает руку о рубашку безвременно почившего. Она собирается сказать, что в жопу этот домен, и что ядро опять не на этом уровне (но уже ближе). Даже рот уже открывает. Взгляд её машинально падает на забрызганный серой слизью монитор, и тогда ужасное подозрение заставляет её наклониться и посмотреть по-настоящему.
Из мёртвого монитора на неё смотрит бледное и недовольное лицо Магды твари.
И она близко.
Вместо ценной информации из Магды исходит крик, похожий на зов болотной птицы, от какого кровь стынет в жилах. Она отпрыгивает назад, и впервые в жизни её подводит каблук. Она заваливается назад, падает, не чувствуя боли в ушибленной заднице и только поднимает руки, закрываясь ими. Правая кисть висит безжизненно, полностью отказавшись подчиняться Магде, но это уже неважно.
— Убери её от меня! — визжит она.

Нокомис сама не знает, что она с ней делает. Встаёт между ней и Охотой, голову кладёт в питонову пасть, смотрит на Магду в темноте, не моргает. Магда её глаз не видит, но взгляд чувствует. Насмешку слышит — а Нокомис и сама не знает, что насмехается. Лгуньей Магду назвала (она бы не посмела), обращается с ней неподобающе, не как с мессией нашего времени. Обнимает так, что Магда тело своё бренное ощущает остро и мягко.
...Но Магда понимает. Слышит невысказанное, щекочущее кожу за ухом, ниже — шею. Нокомис — сказочница та ещё, напридумывала так, что сама себя смутила. Магда бы никогда; она и несвежего дыхания своего не стесняется, и засохших слёз на щеках. А нос всё же утирает украдкой — надеется, что Нокомис этого не увидит.
Вот как это, оказывается, быть по-настоящему слабой, а не просто прикидываться. Спокойно, как никогда в жизни не было.
Из Магды этого признания не вытащить, даже если клещами в неё залезть, даже если удавку на шею накинуть. Даже если клеймить её бок, от груди до бедра, раскалённым углём, — ей понравится. Она мысленно назовёт себя мазохисткой (и лгуньей), но завернётся в тепло, как нежная и требовательная орхидея. (Не с конкретной целью опыления.) Промычит надтреснуто, не поймёшь, со смешком или всхлипом.
Магда поворачивает голову, жар в боку, на талии, на щеках, повсюду. Кто-то из них с Нокомис — Жанна д'Арк. Божья избранница, дева в доспехах и просто девственница. Надо будет в следующий раз рассказать Нокомис про неё. А пока — Нокомис сама пылает, как очищающий костёр, и глаз её не видно, но губы Магда может найти в темноте.
Может.
Может.
Она заставляет себя зарыться лицом в футболку Нокомис.
— Останься сегодня.
Это не вопрос.

Взлом замка требует некоторой аккуратности. Работа кропотливая, почти как вытягивать из людей информацию. Выпрыгнешь из засады с неожиданным вопросом, нажмёшь чуть сильнее нужного, и вот в руке уже обломок, которым только грязь из-под ногтей доставать. А у Магды ногти чистые, спасибо большое. Заминка в ответе Лэйн — конечно, её можно объяснить и мутной формулировкой вопроса, но — Магда очень медленно поворачивает отмычку в скважине, охваченная внезапным криминальным гением.
Почти всё, что ей нужно, было в этой заминке. А чего там не было, найдётся позже между долькой лайма и кромкой стакана.
Магда тоже отвечает не сразу — продолжает тянуть, пока замок не проворачивается со смачным щелчком. Адреналин и почти детская радость; Магда щёлкает языком во рту, гордая собой донельзя. Шумно выдыхает, поворачивается к Лэйн, как будто между ними не повисла взаимная осторожность. Естественная и разумная, но всё равно неприятная.
— На модель или типа того, — говорит Магда и даже не врёт. Она уже решила, что Лэйн ей нравится, значит, можно ей честно сказать, что она слэйс, итс и ливс ноу крамбс. Но только отбрехавшись таким образом, Магда начинает подозревать, что и в самом деле где-то видела Лэйн. В рекламе? В новостях? В автобусе? (Это шутка, Магда не ездит на автобусах.) Она наставляет на новую (?) знакомую отмычку: — Я тебя откуда-то знаю?
И так вся нечисть и пакость города Эшфилд уходит обратно в область намёков и фантазий. Другой рукой Магда поворачивает ручку и тянет дверь на себя. Та послушно открывается; в белом свете фонарика бликует пакет. Магда отводит глаза, типа, само собой, у неё получилось, велика заслуга; но эго её раздувается так сильно, что проталкивает обеих девушек внутрь здания и закупоривает выход.
Внутри темно, страшно и интимно. Шелестящий снаружи дождь здесь замолкает, как крик в сдавленном горле. Что приятно, мигрень тоже отступает. Свет фонарика шарит по витринам; кофейный ларёк у мёртвого эскалатора, витрины тесных магазинчиков, в которые разве что от скуки заходят. Магда меняет отмычку обратно на телефон и помогает Лэйн тем, что берёт у неё зонт. Мебельный мегамаркет на втором этаже, и двое пыхтят вверх по эскалатору, как по обычной лестнице. К счастью, здесь нет отдельных дверей — эскалатор выводит прямо в торговый зал.
— Так. Я, так и быть, принесу стаканы. А ты найди нам самую мягкую кровать. Самую мягкую. Я тебе доверяю, ага?

Магда не знает точно, что с ней; она почти не чувствует своего лица, но смутно, словно издалека или во сне, осознаёт, что оно искривлено в мучительном выражении всех эмоций сразу. Мир, сузившийся до бункера, ходит ходуном. Магда не ощущает, но видит, как трясутся её руки, едва удерживающие лист с символами. Она падает на колени, придавливает бумагу своим весом. Глаза жжёт — должно быть, смазавшаяся тушь попала на слизистую. Магде приходится бороться с собой, чтобы держать их открытыми. Безымянная фобия, о которой Магда даже не подозревала, заставляет её зажмуриваться, отводить взгляд.
И во всём этом хаосе она цепляется за знакомое, родное ощущение. Якорь в бушующем море. Досада — опять всё пошло не по плану, и лучше было вместо всего этого на маникюр сходить.
Пальцы в чёрной влаге. Словно время пошло задом наперёд, Магда видит, как от внезапной вибрации падает откуда-то чернильница, разбивается с низким, коротким чавканьем. Видит свою тянущуюся руку, видит — с помехами и искажениями — формулу, которую она выводит чернилами на коже, куда может дотянуться. Вроде бы, вроде бы — всё правильно, но перепроверить не удаётся. Символы сбегают по левой руке, выпутавшейся из рукава пальто, перекручиваются и снова ползут вверх, к локтю.
Если бы Магда могла ясно мыслить, она бы подумала: вот поэтому Америке нужен контроль над оружием.