Когда самые скучные люди на планете жаловались в твиттере, что мир пошёл по пизде, что мы все доживём до апокалипсиса и увидим его своими глазами, что в основе современного бытия лежит зло, — они были правы. Совершенно случайно, разумеется. Люди поинтереснее и поосведомлённее, хотя и держали аккаунты в твиттере, особо не постили. Типичные профили луркеров — незапоминающиеся и многочисленные, точь-в-точь ряды складских и гаражных помещений на окраинах, где никто не будет искать пропавшего школьника.

Ник рос единственным ребёнком в семье, где не умели проявлять эмоции, нижняя прослойка состоятельного класса. У его матери была веранда с садиком, за которым ухаживала наёмная работница, а у самого Ника были права и не было машины. Ник мало времени проводил дома. Он предпочитал кроссовки-хилисы скейтборду, смартфон компьютеру; прогуливал ровно столько, чтобы успеваемость не упала ниже той, с какой берут в колледж; страдал от комплекса роста. Его неуёмное желание сказать гадость поостроумнее ежедневно боролась с его посредственным чувством юмора. Он хотел бы думать про себя, что он особенный, и часто вёл себя, как будто он особенный, — и как вели себя все его (довольно многочисленные) друзья. От словосочетания "юношеский максимализм" у него глаза кровью наливались.

Вместе с тем он смутно осознавал, неоформленно, не "вот все мои привилегии, справа налево", но — что каждый подросток видит себя в свете прожектора, и все они ошибаются. Примерно как обитатели мира улыбаются в свои научно-фантастические книжки про альтернативные вселенные, уверенные, что нет релевантных реальностей, кроме их собственной.

У Ника не было мечт — он считал себя реалистом, потому что пролез на экономический и лениво подумывал, не нацелиться ли на юриспруденцию. У него впереди было четыре года, чтобы взять себя в руки и начать вкалывать, найти девушку, съехать от родителей на их же деньги и придумать себе хобби помимо мобильных декбилдеров. Он не был выпускником года, он не упился до поросячьего визга по случаю окончания школы, но он помнит немного лихорадочные улыбки друзей — как будто все они, включая Ника, сознавали конец известной им жизни и невидимое, неосязаемое будущее пугало их так, как ни одно поколение до этого.

Ник был на церемонии, но не добрался до тусовочной части — его похитили так просто и так непредсказуемо, что позже он, обкатывая в уме события дня, не мог всерьёз винить себя в неосторожности. Он был неосторожен, но, типа. Апокалиптический культ прямиком из теорий заговора? Шапочка из фольги не вязалась с его пиджаком, пришлось оставить дома.

Злодеи были в основном взрослыми дядями и тётями с жёсткими глазами, и Ник в жизни не чувствовал себя таким маленьким. У него отняли имя — большинство взаимодействовавших с ним культистов говорили о нём в третьем лице и называли "Держателем". А те, кто обращались к узнику по имени, затем мучили его страшнее всего. Они говорили, что он спаситель мира. Они говорили, что у него дар. Они говорили, что его физическая форма, недоразвитая для почти восемнадцатилетнего парня, обманчива; что на самом деле он большой, огромный, великий — ещё больше, ещё. Они даже были правы; Держателя это мало волновало. Плакать он перестал довольно быстро, а вот боль, тошнота, голод, тянущая кости усталость и целый спектр более точечных симптомов не уходили в течение времени, казавшегося цикличным ночным кошмаром.

К моменту Х, к заточению Йормунганда, Алого бога, или как его только не называли, Держатель мог при желании поглотить, стереть из видимой реальности ключевые объекты инфраструктуры, не говоря уже о чахлом садике матери, и толком ничего при этом не почувствовать. Самое обидное, теперь, когда он правда был особенным, ему не удавалось себя в этом убедить. Когда в дело вступила эссенция, Держатель впервые ощутил, как его способность выходит за рамки — как он сам не может вполне осознать пространство внутри себя. Новообретённые мощь и восхитительное чувство безграничной пустоты продлились недолго, а на смену им пришли недоумение, дискомфорт и кусачая, как туча блох, злоба. И в тот же неопределённо короткий отрезок времени мир кончился.

Уже после Кола — его ещё зовут Держателем, но, как правило, интересуются и именем, — кое-как разобрался, что произошло и как теперь с этим жить. Детали ритуала, в ходе которого ткань бытия была вполне буквально размотана в изначальную нитку, ускользнули от Колы. Да и вообще, весь ритуал был слишком мудрёным и привёл к апокалипсису, так что, если бы Кола и знал подробности, он предпочёл бы их забыть.

Он знал, что явление под кодовым именем Йормунганд обладает по меньшей мере подобием разума — таким, какое могло бы желать конца человечества. Чего Кола не ожидал, так это того, что, освободив метафорические зубы от своего метафорического хвоста, Йормунганд начнёт высказываться. Не буквально — Кола не слышит слов, больше поток мыслей и образов. Тем не менее, его поразило, насколько легкопереводимыми и универсальными оказались определённые идеи. Например, Йормунганд не называет себя Йормунгандом. Он(о) вообще никак себя не называет. И в гробу видел(о) Колу, и его культ, и его эссенцию, и его непрекращающиеся запросы. К счастью, если даже кучка людей в костюмах в ходе слишком серьёзной хэллоуинской вечеринки сумела размотать проклятую змеюку, четырём божествам это плюнуть и растереть. К тому же, остаётся непроверенный лимит способности Держателя — если Кола умрёт, что случится с его бездонным внутренним пространством? Кое-как, худо-бедно, Коле удалось наладить контакт с Йормунгандом, и вдвоём они протащили друг друга по ряду миров в ходе ряда заданий. И стали Искателем.

Что до психических травм — в Шпиле практически нет тех, кто не пережил страдания того же масштаба, что Кола, а чаще и хуже. А кроме того, Кола столкнулся с крайне неприятной необходимостью работать над собой, чтобы стать настоящим спасителем мира, а не выпускником со средним баллом B+. Так он постепенно превратился в человека, который в составе команды предотвратил катастрофу уровня пять звёзд и, оборачиваясь назад, не может вспомнить достижения значительнее этого.

Коле не нравится, когда с ним соглашаются в том, что он неправ. Даже если он с самого начала озвучил, что неправ. Ну да, сказал, но он не же не думал на самом деле, что его идея говно. Сам себе яму вырыл... Зато благодаря этому он вспоминает про телепатическую связь между Искателями. Пользоваться ей Кола не любит — его одолевает паранойя, что все, с кем он связывается мысленно, могут ощущать присутствие Йормунганда, — но пока обходилось без инцидентов.
Надувшись, Кола выслушивает Буллета (интересно, сам себе имя выбрал? — думает). Ликбез выходит краткий, но, очевидно, это вся информация, какую готов предложить или считает важной экс-генерал. И это уже гораздо больше того, с чем они начали, так что Кола кивает ему: понял, мол, принял. Он следует за Буллетом в ангар и открывает рот, чтобы задать неуместный вопрос касательно событий пятивековой давности, но видит танк. Вместо вопроса из него вырывается:
— Йо-о-о-о-оу... — он вытягивает губы в трубочку, чтобы присвистнуть, но попытка позорно проваливается. (Надо будет в свободное время научиться свистеть, это вряд ли сложнее, чем стрелять из пистолета.)
Ладно, перспектива очертя голову въехать на этой штуковине во вражеские ряды стала чуть более привлекательнее, хотя бы в теории. Увлечённый этой мыслью, Кола позволяет Лео застать себя врасплох и спотыкается о собственную ногу, когда та сдёргивает его с места. Он волочится за напарницей и терпеливо даёт ей задать все животрепещущие вопросы. На удивление, ни один из них не кажется Коле совсем уж глупым, но он всё равно сдвигает брови. И отвечает мысленно:
"Я забыл про телепатическую связь. Если обсуждать, на чьей стороне сейчас эссенция, то так это делать проще."
Эта теория — возможно, одновременно с теорией Лео — родилась у Колы, когда он услышал про симбиоз. Если бы речь шла не об эссенции, а об условно содержащемся в крови элементе, можно было бы предположить, что "глист" (неполиткорректный термин) высосал его из Буллета. Однако...
"Эссенция, как правило, сама принимает решение, кому давать силу. Если предположить, что она сейчас принадлежит проводам, это означает, во-первых, что они разумны, а во-вторых, что им лучше бы выиграть войну миров. Не помню такого, чтобы эссенция мира активно способствовала самоуничтожению. С другой стороны, у нас пока нет свидетельств того, что в проводах содержится эссенция."
Другими словами, у Искателей пока нет ответов, только гипотезы. Им нужно посмотреть на всё своими глазами. Ну или пострелять из танка. Кола невольно бросает взгляд на громадную машину и чувствует набегающую дрожь предвкушения. Это, ну и ещё фантазия попасть на зуб вампирше. Она так старается, чтобы предложение звучало нормально, но Кола всё равно воображает себе больше, чем следует, и не может сдержать ухмылку, прежде чем отодвигает рукав плаща, оголяя худое запястье, и протягивает руку Лео.
— Не бери больше, чем нужно, мне и так самому еле хватает.
Когда с этим покончено ("ай, жжётся, блять!"), Кола не без усилий забирается в кабину и занимает место пилота. Не зря автошколу закончил! Не зря права на полке лежали, права была мама! (Заросший паутиной образ.)
— Пристегните ремни, — бурчит он и врубает механизм. Где-то в металлических дебрях под сиденьем оживает двигатель. С управлением Кола разберётся на ходу, а пока, как говорится, поехали.

[indent] Кола моргает — и вокруг него другой лифт, тесный, с обшарпанными стенками, облезлыми металлическими дверями и зеркалом. Последнее Кола не видит, он стоит, почти уперевшись носом в двери, и чувствуя за спиной присутствие, которое он описал бы как "вертлявое". Если бы не напарница, Кола повернулся бы к зеркалу, пригвоздил бы своё отражение к амальгаме, обозвал бы его недоростком и ободряюще подмигнул. Вместо этого он жутко кринжует от одних этих воспоминаний, от самого себя, бубнящего над дверной ручкой: я ушёл, когда вернусь, не знаю. Он зажмуривается так сильно, что перед глазами вспыхивают круги: мятные, розовые, рыжие. Они лопаются, как пузыри, с лёгким звоном, и тогда Кола понимает, что они приехали.
[indent] Он оборачивается, но не полностью, чтобы не дай бог не обратить на Регину слишком много внимания. Очевидно, что она привлекательна, может, даже слишком для него — повезло, что она ещё и не в его вкусе, слишком... ну просто слишком, что ли. Короче. Короче, блять!
[indent] — Поверить не могу.
[indent] Они ступают наружу, и Кола знал, разумеется, что их ждёт школа. И прошло не так чтобы очень много времени с последнего раза, когда Коле довелось побывать в школе. Уж во всяком случае, не несколько жизней, как ему сейчас кажется.
[indent] А ещё — его школа не была похожа на это. Он выходит в холл и тут же едва уворачивается от парты. Предмет проносится по коридору, словно под воздействием невозможной, горизонтальной гравитации. Ножками вперёд, выбивает окно — звон стекла раскатывается вдоль стен, заляпывает их чёрными пятнами. Не то плесень, не то чернила, не то слизь, оно расползается и впитывается в плинтусы и гантели. И устанавливается тишина, в которой слышится приглушённый расстоянием истеричный женский голос — смех или рыдание. Из-за двери или даже с другого этажа. В конце коридора, рядом с разбитым окном, Кола замечает выход на лестницу. И, кажется, метнувшийся силуэт, точно драный лоскуток ткани на ветру, был и пропал.
[indent] Кола поворачивается, материализуя в руке старомодный, но навороченный маузер. Вообще-то, он не собирался прибегать к насилию. Вообще-то, он рассчитывал, что импровизированный сеанс психотерапии, и "да всё наладится", и "мы знаем, что ты сильная", и "ну хочешь, мы устроим кэрри вместо тебя" спасут мир. В ретроспективе — глупо было надеяться. В горле скребётся Йормунганд: да сожри ты их всех и дело с концом, тряпка, ссыкло вонючее. Чует, гадина.
[indent] — А говорят, выпустишься — будешь скучать по школе, — говорит Кола, чтобы заткнуть змея и нарушить гнетущую атмосферу. — И как прикажете по такому скучать?
[indent] Он обводит стволом безжизненный вид вокруг. Затем искоса глядит на Регину, пытается считать её вайб — безуспешно, никогда ему это не давалось.
[indent] — Я видел что-то на лестнице, — сообщает он. — Плюс, криповый голос. Но если у тебя есть соображения, где искать старшеклассницу с бедами с башкой, доверюсь тебе.
[indent] Потому что уже в лифте Регина производит неизгладимое впечатление, и это не комплимент (наверное). Кола не понимает старшеклассниц и их беды с башкой, но узнает их с одного взгляда.